Леон Юрис - Суд королевской скамьи, зал № 7

— Немало тут переменилось, а?

Они говорили по-чешски — на одном из десяти языков, которыми владел Арони.

— И долго ваши товарищи из Москвы намерены позволять вам наслаждаться таким счастьем?

— Чепуха. Мы передовая социалистическая страна.

— Сегодня я стоял на Карловом мосту, смотрел в воду, — проворчал Арони. — И вспоминал Катценбаха.

При упоминании этого имени Линка умолк.

— Сначала они возьмутся за евреев, — сказал Арони. — А потом доберутся и до чехов. Слишком много хорошего идет к вам с Запада. Вот увидите — не пройдет и года, как Советская Армия будет в Праге.

Линка усмехнулся:

— А я думал, ты отошел от дел. Решил, что, может быть, на этот раз ты приехал принимать ванны и лечиться грязями.

— Я работаю на частное лицо. Мне нужно повидаться с Браником.

Услышав имя начальника тайной полиции, Линка нахмурился и пожал плечами. Арони знал свое дело лучше всех и никогда не делал глупостей. Все эти годы он, приезжая в Чехословакию, всегда действовал, как полагается, — через официальные каналы.

— Я должен встретиться с ним сегодня.

— По-моему, он за границей.

— Тогда я завтра улетаю. У меня нет времени болтаться здесь без дела.

— Может быть, ты бы поговорил с кем-нибудь еще?

— Только с Браником. Я буду ждать у себя в номере.

Он встал и вышел.

Линка задумчиво побарабанил пальцами по столу, потом одним глотком допил рюмку, схватил шляпу и поспешно вышел на площадь. Он прыгнул в свою маленькую «шкоду» и помчался в штаб-квартиру.

Первый из вызванных свидетелей-мужчин, Моше Бар-Тов, вошел в зал с вызывающим видом. Он был в хорошем костюме, который сидел на нем, впрочем, несколько неуклюже. Помахав рукой Абрахаму Кейди и Дэвиду Шоукроссу, он враждебно уставился на Адама Кельно, который старался не встретиться с ним взглядом. Кельно впервые выглядел усталым. Очень усталым.

Моше Бар-Тов был первой из жертв, кого разыскал Арони. Он помог ему найти остальных и был их явным предводителем.

— Прежде чем мы приведем к присяге этого свидетеля, — сказал Энтони Гилрей, обращаясь к репортерам, — я должен выразить свое огорчение и недовольство по поводу одного сообщения в иерусалимской газете. Там говорится, что одна из свидетельниц — женщина за сорок лет, хрупкого сложения, родом из Триеста и мать двоих приемных детей. Жители Иерусалима, которые, насколько я понимаю, внимательно следят за нашим процессом, могут догадаться, кто эта женщина. Я настаиваю на том, чтобы в подобных описаниях проявлялась самая крайняя осторожность.

Провинившийся журналист из Израиля уткнулся в свой блокнот и не поднимал глаз.

— Доктор Лейберман, вы все еще находитесь под присягой и будете переводить всем свидетелям, говорящим на иврите.

Бар-Това допрашивал Брендон О’Коннер. Том Баннистер слушал, сидя с величественным видом.

— Ваше имя и фамилия?

— Моше Бар-Тов.

— Ваш адрес?

— Кибуц Эйн-Гев в Галилее, в Израиле.

— Это коллективное хозяйство, крупная ферма?

— Да, много сотен семей.

— Вы когда-нибудь меняли имя и фамилию?

— Да, раньше меня звали Герман Паар.

— И до войны вы жили в Голландии?

— Да, в Роттердаме.

— И оттуда вас вывезли немцы?

— Да, в начале сорок третьего года, вместе с двумя сестрами, матерью и отцом. Нас повезли в Польшу в вагонах для скота. В живых остался я один.

В отличие от Томаса Баннистера, Брендон О’Коннер вел допрос напористо, с актерскими интонациями.

— Вы были татуированы?

— Да.

— Прочтите присяжным свой номер.

— Сто пятнадцать тысяч четыреста девяносто, и знак, что я еврей.

— И что происходило с вами в лагере «Ядвига»?

— Меня вместе с другими евреями из Голландии отправили работать на завод концерна «ИГ Фарбен», где делали корпуса для снарядов.

— Одну минуточку, — прервал его Гилрей. — Я не намерен защищать никакого германского фабриканта, но, с другой стороны, германские фабриканты здесь отсутствуют и не могут защитить сами себя.

Доктор Лейберман и Бар-Тов о чем-то оживленно заговорили на иврите.

— Суд хотел бы знать, доктор Лейберман, о чем у вас там идет речь.

Доктор Лейберман покраснел.

— Милорд, я бы не хотел…

— В таком случае я требую ответа.

— Мистер Бар-Тов говорит, что он с радостью пришлет вам экземпляр протоколов суда над военными преступниками из концлагеря «Ядвига» на английском языке, который есть в библиотеке кибуца. Он настаивает на том, что работал на заводе концерна «ИГ Фарбен».