Леон Юрис - Суд королевской скамьи, зал № 7

— Вы хороший юрист, мистер Баннистер, но мало что понимаете в хирургии.

По залу прокатился смешок, на который Баннистер не обратил ни малейшего внимания.

— Тогда объясните мне, пожалуйста.

— Там поблизости нет никакого перитонеума, которым можно было бы закрыть культю. Единственный способ — сшить ее перекрестным швом с тазовой связкой. Таким способом можно предотвратить воспаление, образование спаек и излишнее кровотечение.

— И вы всегда это делали?

— Естественно.

— Доктор Тесслар припоминает, что во время шести операций по удлалению яичников, на которых он присутствовал, вы этого не делали.

— Это чушь. Тесслар никогда на операциях не присутствовал. А даже если бы он и был в операционной, то не мог видеть, как я работаю, разве что у него рентгеновское зрение. При том, что рядом со мной стоят помощники, тут же находятся Фосс и другие немцы, а изголовье пациентки, где, как утверждает Тесслар, сидел он, отгорожено простыней, он ничего не мог видеть.

— А если бы он сидел сбоку, а простыни не было?

— Все это только гипотезы.

— Значит, вы утверждаете, что доктор Тесслар не предупреждал вас об опасности кровотечения или развития перитонита?

— Нет.

— И доктор Тесслар не упрекал вас, что вы не моете рук перед следующей операцией?

— Нет.

— И что вы продолжаете работать теми же инструментами без стерилизации?

— Я квалифицированный хирург и горжусь этим, мистер Баннистер. Я отвергаю ваши намеки.

— Вы вели какие-нибудь записи, из которых было бы видно, какой семенник и какой яичник — левый или правый — следует удалить?

— Нет.

— Но разве не бывает таких случаев, когда хирург ампутирует, например, не тот палец, не посмотрев в свои записи?

— Это был концлагерь «Ядвига», а не лондонская больница.

— А как вы узнавали, что надо удалить?

— В операционной был санитар Креммер, который проводил облучение. Он говорил мне, левый или правый.

— Креммер? Шарфюрер Креммер? Тот самый полуквалифицированный радиолог — это он вам говорил?

— Он же их облучал.

— А если доктор Тесслар при этом не присутствовал, значит, он не мог вас упрашивать не делать операции при таких тяжелых радиационных ожогах или хотя бы давать общий наркоз?

— Я еще раз повторяю — я делал укол морфия и спинномозговое обезболивание, и делал это сам. Я оперировал быстро, чтобы избежать пневмонии, остановки сердца и Бог знает чего еще. Сколько раз мне еще это повторять?

— До тех пор, пока все не станет совершенно ясно.

Баннистер сделал паузу и посмотрел на Кельно, прикидывая, насколько тот утомлен: существует предел, за которым у свидетеля происходит нервный срыв, а это может склонить судью и присяжных к сочувствию. Да и часы на стене показывали, что пора переходить к решающему моменту допроса.

— Значит, все сказанное Марком Тессларом — выдумки?

— Все это ложь.

— Что мужчины и женщины отчаянно кричали от страшной боли?

— Ложь.

— Что вы грубо обращались с больными, лежащими на операционном столе?

— Меня не в чем упрекнуть как хирурга.

— А как по-вашему, почему доктор Тесслар возвел на вас столько лжи?

— Из-за наших прежних стычек.

— Вы сказали, что однажды, когда вы занимались врачебной практикой в Варшаве, вы направили кого-то из членов вашей семьи к Тесслару на аборт без ведома самого Тесслара. Теперь я прошу вас сказать, кому из членов вашей семьи он сделал аборт.

Кельно беспомощно огляделся. «Держи себя в руках, — сказал он себе. — Главное — держи себя в руках».

— Я отказываюсь отвечать.

— Я утверждаю, что никаких абортов доктор Тесслар не делал. Я утверждаю, что он был вынужден покинуть Польшу, чтобы закончить свое медицинское образование, из-за антисемитской деятельности вашего студенческого союза. Я утверждаю, что в концлагере «Ядвига» доктор Тесслар никогда не делал абортов и не участвовал в экспериментах эсэсовцев.

— Тесслар оболгал меня, чтобы спасти свою шкуру! — выкрикнул Кельно. — Когда я вернулся в Варшаву, он работал у коммунистов в тайной полиции и имел приказ преследовать меня, потому что я польский националист, скорбящий о потере любимой родины. Эти выдумки были признаны ложью восемнадцать лет назад, когда британское правительство отказалось меня выдать.

— Я утверждаю, — сказал Баннистер подчеркнуто спокойно, — что, вернувшись в Польшу и узнав, что Тесслар и еще несколько врачей остались в живых, вы бежали из страны и впоследствии выдумали все эти обвинения против него.