Леон Юрис - Суд королевской скамьи, зал № 7

— Вы понимаете, что он сказал? — спросил судья.

Переводчик кивнул.

— Спросите, пожалуйста, доктора Лотаки, к какой религии он принадлежит и каким образом хотел бы принести присягу?

Последовали короткие переговоры.

— Он не принадлежит ни к какой религии. Он коммунист.

— Очень хорошо, — сказал Гилрей. — Мы разрешаем свидетелю выступать без присяги.

Лотаки, грузный человек с одутловатым лицом, говорил тихо, словно находился в трансе. Он сообщил свое имя и адрес в Люблине, где работал главным хирургом в государственной больнице. Он рассказал, что в 1942 году был арестован гестапо по ложному обвинению и только потом узнал, что немцы прибегали к такому способу, чтобы принуждать врачей к службе в концлагерях. Когда он прибыл в концлагерь «Ядвига», его направили в медчасть доктора Кельно. Это была их первая встреча. Он работал вместе с Кельно, но имел свою операционную, свою аптеку и свои палаты.

— Была ли медицинская служба организована доктором Кельно надлежащим образом?

— В тамошних условиях никто не мог бы сделать большего.

— И он хорошо обращался со своими пациентами и проявлял к ним личную доброту?

— Исключительную.

— Проводил ли он дискриминацию по отношению к пациентам-евреям?

— Я этого никогда не замечал.

— Когда вы впервые встретились с эсэсовцем доктором Адольфом Фоссом?

— В первый же день.

— Вы помните, как Фосс вызвал вас к себе и сказал, что вы будете делать операции в пятом бараке?

— Я этого никогда не забуду.

— Расскажите, пожалуйста, об этом милорду судье и господам присяжным.

— Про эксперименты Фосса всем известно. Меня он вызвал летом сорок третьего года, после того как отправили в газовую камеру доктора Дымшица. До тех пор операции для него делал Дымшиц.

— Вас вызвали вместе с доктором Кельно?

— Нет, по отдельности.

— Продолжайте, пожалуйста.

— Фосс сказал мне, что мы должны удалять семенники и яичники у лиц, с которыми он экспериментирует. Я сказал, что не хочу в этом участвовать, и он сказал, что тогда оперировать их будет санитар-эсэсовец, а со мной будет то же, что с Дымшицем.

— Что вы предприняли после этого разговора с Фоссом?

— В отчаянии я обратился к доктору Кельно, который был моим начальником. Мы решили созвать совещание всех врачей, кроме доктора Тесслара, и совещание пришло к выводу, что мы должны делать эти операции в интересах пациентов.

— Так вы и поступали?

— Да.

— Много ли таких операций вы сделали?

— Я думаю, пятнадцать — двадцать.

— Делались ли эти операции с соблюдением всех правил?

— Даже тщательнее, чем обычно.

— И вы имели возможность наблюдать за тем, как оперировал доктор Кельно, а иногда он ассистировал вам. Был хоть один, повторяю, хоть один случай плохого обращения с пациентами?

— Нет, никогда.

— Никогда?

— Никогда.

— Доктор Лотаки, каково ваше профессиональное мнение — возникает ли опасность для пациента, если у него не удален орган, подвергнутый рентгеновскому облучению?

— Я не радиолог, я не имею по этому поводу никакого мнения. Я думал только о том, что иначе этих пациентов будут оперировать менее квалифицированные люди.

— Какое обезболивание вы применяли в этих случаях?

— Спинномозговую блокаду ларокаином после предварительной инъекции морфия для успокоения пациента.

— Не можете ли вы сказать нам, кто еще находился в операционной?

— Хирургический персонал, кто-то при инструментах. Доктор Кельно и я ассистировали друг другу, и всегда присутствовали Фосс и еще один-два немца.

— Вы когда-нибудь встречались с доктором Тессларом?

— Да, несколько раз.

— Каково было общее мнение о нем?

— В концлагере про всех ходили разные слухи. Я держался от этого подальше. Я врач.

— Значит, вы не были членом подполья — ни так называемого интернационального, ни националистического?

— Нет.

— И вы не питали никакого зла против доктора Тесслара, а он против вас?

— Никакого.

— Присутствовал ли когда-нибудь доктор Тесслар при операциях в пятом бараке, которые вы делали или на которых ассистировали?

— Нет, никогда.

— Делались ли когда-нибудь эти операции с чрезмерной поспешностью или небрежно?

— Нет. Они делались по обычным правилам и почти не причиняли боли пациентам.

— Далее. В сорок четвертом году вы были переведены из концлагеря «Ядвига», это верно?

— Доктор Фленсберг забрал меня в частную клинику под Мюнхеном. Он поручил мне делать там операции.