Мигель Делибес - Кому отдаст голос сеньор Кайо? Святые безгрешные

Концовка романа также исполнена глубокой символики. Можно оспаривать, насколько вправе писатель приравнивать поступок отчаявшегося безумного человека к акту социального возмездия, однако испанский читатель именно так воспринимает этот жестокий конец. Аллюзии слишком ясны для него. Казнь сеньорито воспринимается как предупреждение писателя о том, что обрекать людей на скотское существование (а в Испании при всех переменах, эта усадьба — не единственное такое место) — не только чудовищная несправедливость. Такое существование фатально ведет к накоплению ненависти, которая в самый неожиданный момент может прорваться наружу. И здесь нельзя не почувствовать перекличку с «Кому отдаст голос сеньор Кайо?». Вспомните слова Виктора Веласко о крестьянине Кайо из Куреньи, у которого ясная голова и незлобивый нрав: «Он тоже ненавидит… это как проклятье».

Одной из главных социальных проблем Испании — и теперь это уже осознается всей общественностью — является трагедия и безысходность провинций, страдающих от нищеты, недоедания и социальной несправедливости, — Андалусии, Эстремадуры, Старой Кастилии, где накопились огромные запасы социальной взрывчатки — темной, слепой, не выбирающей цели. И в своем последнем романе Мигель Делибес затрагивает эту одну из самых острых во всей истории Испании проблему, особенно актуально стоящую в наши дни.

«Святые безгрешные» воспринимаются в творчестве Мигеля Делибеса как своего рода многоточие… Что последует за этим романом? Какой поворот примет непрекращающийся диалог писателя с читателем? Какой темы коснется Мигель Делибес в следующий раз? Независимо от того, о чем будет новое произведение писателя, насколько оно окажется удачным, есть все основания полагать, что его ждут с нетерпением. Потому что ясно — в любом случае это будет глубоко, а значит, и интересно.

Он вбежал по лестнице через две ступеньки — чуть наклонившись вперед, тяжело дыша, — ко второму этажу дыхание сбилось, он остановился на площадке передохнуть и левой рукой оперся на перила. Под потолком слабая лампочка, схваченная металлической сеткой, освещала облупившиеся стены, благородные, стершиеся по краям деревянные ступени, все в пыли точеные балясины перил, двери двух квартир слева и справа, уставившиеся друг на друга бронзовыми глазк а ми, карнизы и лепку — все излишества барочного стиля. На одной из дверей, той, что ближе к Виктору, — белая пластинка с отбитым краем: «Димас Реглеро. Врач. Ухо, горло, нос».

Виктор сделал глубокий вдох и тихонько потер подбородок. «Не тот стал, не тот. Сказываются годы бездействия», — пробормотал он еле слышно. На четвертом этаже хлопнула дверь, и послышались ровные, размеренные шаги — кто-то спускался. Он подождал. На лестнице показался Артуро: светлый осенний костюм, галстук в коричнево-белую полоску, заколотый золотой булавкой с эмблемой партии. Увидев Виктора, удивился:

— Что ты тут делаешь? Как не в себе!

Они поглядели друг на друга, Артуро — несколько свысока. В лестничной клетке гулко мешались доносившиеся сверху, из помещения партийной ячейки, голоса товарищей с говором теледиктора и пением Леонарда Коэна из передачи «Песни одной комнаты».

— Дани наверху?

— Спрашивал тебя.

Артуро покусывал нижнюю губу и все время поводил подбородком, как будто хотел высвободить зажатую под воротником рубашки кожу. Виктор улыбнулся. Вытащил из кармана куртки рекламную брошюру и развернул.

— Как тебе эта пропаганда по-американски? — спросил он.

Артуро кашлянул, заметно смущенный. Конечно, странно было видеть себя на фотографии, сделанной в ателье, — трубка в зубах, натужно веселая улыбка. Он потер подбородок. Сказал глухо:

— Не поверишь, но эта пропаганда в стиле Кеннеди действует.

Виктор с сомнением покачал головой.

— Может быть, — сказал он. — А не перехватил ли ты чуток?

— Чего уж теперь…

Виктор не ответил. Он раскрыл брошюру: слева моложавый Артуро в футбольных трусах бежал по зеленой лужайке за мячом, которого не догнать. Внизу стояла подпись: «Спорт в массы». На картинке справа Артуро, откинувшись на диванные подушки и положив руку на хрупкие плечи своей жены Лали, нежно смотрел на двух светловолосых девочек, играющих у его ног с тряпичной куклой. Подпись внизу гласила: «Образование — для всех». Виктор захлопнул брошюрку, не переставая улыбаться. Поднял серые, чуть усталые глаза.