Мигель Делибес - Кому отдаст голос сеньор Кайо? Святые безгрешные

— Видел сегодня по телику — выступали из КП [5] Коммунистическая партия Испании. ?

— Говорят, не очень удачно.

Рафа сделал презрительный жест:

— Рехнуться, старик.

— А мне показалось, ничего.

— Не знаю, меня от такой пропаганды с души воротит.

— А что они сказали-то?

— Все правильно сказали.

— Ничего себе! Это называется правильно — вытащили на экран Камачо [6] Марселино Камачо — испанский профсоюзный деятель, коммунист, один из создателей, а в 1976 г. — Генеральный секретарь Рабочих комиссий — классовых организаций испанского пролетариата, которые возникли на нелегальном положении в середине 60-х годов, а в 1976 г. были легализованы. , Рабаля [7] Рабаль — известный актер театра и кино. , Ану Белен [8] Ана Белен — популярная певица, придерживается левых взглядов, часто выступает на митингах коммунистов. и заявили, что они будут голосовать за коммунистов. А почему — потому что их левой пятке угодно, только и всего.

— Ты просто бесишься из-за вчерашнего.

— Ничего подобного, старик. Я как рассуждаю: народ одурманен — сорок лет никто пикнуть не мог. И если мы хотим пробудить его сознание, надо давать ему не штампы, а аргументы. Яснее ясного.

— Вот ты и даешь аргументы, старик. Если народ темный, то появись любая знаменитость и скажи: «Я голосую за этого», как все — стадом за ним и не спросят даже почему.

Кармело примиряюще воздел толстенькие ручки — почти как в церкви. Потом, взяв Виктора под руку, уставился на него близорукими умоляющими глазами:

— Послушай, хватит, Дани ждет тебя.

Рафа подмигнул:

— Ишь ты, сразу — к начальству. Ты что — не дашь депутату выпить чашечку кофе с массами? Ну, кому кофе?

Он обошел стол и сосчитал, тыча по очереди в каждого пальцем.

— Двенадцать черных, три с молоком, два коньяка, — подытожил он. И уже другим голосом, громко, позвал: — Примо!

— Не надо, я сама схожу, он все равно не слышит, — сказала Лали. Отодвинула стул и встала. Она шла к двери, неосознанно чуть покачивая бедрами. Рафа скосил глаза на ее обтянутые джинсами бедра.

— Девочка хорошеет с каждым днем, — сказал он, когда она вышла. — О чем только Артуро думает?

— Какой Артуро? — робко спросил Педрито Недотепа.

— Как какой Артуро? Ее муж.

— Сенатор, — пояснил Анхель Абад.

Рафа добавил как бы про себя:

— За два года сделал ей двоих детей, а теперь в упор не видит.

Смуглая девушка в розовой блузке вступила в разговор:

— Не думай, пожалуйста, будто все, что блестит, — золото.

— Ты о чем?

— Знаю о чем.

Открылась дверь, и появилась Лали.

— Сейчас принесут, — сказала она. И обратилась к Виктору: — Дани тебя зовет. Очень нервничает. Кофе тебе пришлю туда.

— Хорошо, спасибо, — сказал Виктор.

В самой дальней комнате перед двустворчатой стеклянной дверью, выходящей на галерею, поставил Дани свой рабочий стол, вооруженный тремя телефонами — черным, белым и кремовым, старой пишущей машинкой, красной пластиковой папкой, двумя пепельницами, стаканчиком с карандашами, ручками и фломастерами, ящиком с сигарами и бутылкой виски. Вокруг — навалом — плакаты, листовки, флажки с эмблемой партии; на всем была печать краткосрочности пребывания тут. Когда Виктор вошел, Дани, в голубом свитере, прижав к уху белую телефонную трубку, закинув ногу на ногу, пинал воздух, то и дело поднимал правую бровь, а пальцами левой руки барабанил по плоскому подлокотнику узкого кресла, в котором сидел. За его спиной темнели стекла галереи, а за темными стеклами, по другую сторону большого двора, виднелись дома с застекленными галереями, кое-где освещенными. Увидев Виктора, Дани жестом — мол, ничего не поделаешь — показал на телефон и предложил сесть, кивнул на красное пластиковое кресло по другую сторону стола. А в трубку сказал иронически:

— Плевал я на это, дорогой, ты же знаешь…

Живое, худощавое лицо его нетерпеливо наморщилось. И поднятая правая бровь, и пинки, которыми он осыпал воздух под столом, и барабанная дробь пальцев — все говорило о внутреннем напряжении. Виктор оперся на подлокотник красного кресла, рядом с Кармело, как человек, невольно оказавшийся при разговоре, который ему неинтересен.

Он машинально оглядывал комнату и, заметив, что Кармело что-то шепчет, наклонился к нему. «Из Мадрида», — указал Кармело на телефон. «Угу», — ответил Виктор. Поглядев в сторону алькова, он увидел там новые кипы плакатов, брошюр и листовок и три больших ящика с пепельницами, значками и зажигалками с эмблемой партии, которых накануне тут не было. Виктор шепнул на ухо Кармело: «Когда будем распределять этот арсенал?» Тот поправил очки на носу и пожал плечами. Дани поднял руку, призывая их помолчать.