Дмитрий Дейч - Записки о пробуждении бодрствующих

«Тааак, – говорит, – и что же это на вашем транспаранте?»

Разворачиваю к себе транспарант и вижу: «Да здравствует ОКН!»

«Что за ОКН? – ласково спрашивает человек в форме, подбираясь поближе, – Организация Капиталистических Наций?»

«Нет, что вы! – смущённо говорю я, – ОКН – это Орден Качества Натурального… ээээ… Хозяйства».

«Это очень странно, – говорит человек с пистолетом, – потому что если верить вашим словам, должно быть написано „ОКНХ“. Немедленно добавьте недостающую букву».

Я приписал сбоку – довольно коряво – недостающую букву «Х», и с невероятным облегчением проснулся.

Лучано надрывается, как проклятый, ему непросто. Я – в зрителях, в первом ряду.

Слушай, – Лучано наклоняется ко мне и жалобно говорит (почему-то с кавказским акцентом): принеси мороженого, а! Ну пожалуйста! Как брата прошу!

Перипетии на пути в буфет: здание оперы выстроено архитектором сновидений так, чтобы запутать следы истины, заморочить случайного зрителя. Наконец, мороженое у меня (и быстро тает) .

Иду на звук. Лучано поёт.

Прибываю вовремя: аплодисменты. Цветы на сцену. Мороженое сильно подтаяло, но – всё ещё – съедобно.

Бросаю Лучано брикет вместо букета, ох и ловок итальянец!

Раскланивается.

Лучано: эту сицилийскую песню я хочу исполнить в честь одного моего старого друга, который сидит в первом ряду. Её исполняли члены мафиозных организаций на своих вечеринках, теперь она стала частью фольклора.

Называется она «Пломбир».

Оркестр вступает.

Лучано: когда друг устал от бесконечной войны, когда ему горько от потерь, невесту погубили враги, мать задушили, и дом его сожгли, машина его на вечном приколе, и ни один механик не способен вернуть её к жизни, револьвер его нуждается в чистке, и сердце его неспокойно, когда наш друг в беде, мы покупаем ему пломбир.

Хор: пломбир, пломбир!

Лучано: Во-первых, пломбир питателен, он приготовлен лучшими поварами нашего города. Во-вторых, пломбир очень вкусен, это – лучший сорт мороженого. Ну и кроме того

Хор: кроме того

Лучано: пломбир успокаивает сердце и лечит душу (откусывает от брикета и подмигивает) .

Хор: пломбир, пломбир.

Я: Лучано, ты же умер.

Оркестр сбивается. Туба.

Лучано: А когда приходит время нести его на кладбище, мы вспоминаем лучшие деньки. Мы плачем над гробом, слёзы струятся по нашим щекам, и только стук колёс тележки мороженщика способен вернуть нам расположение духа. Мы покупаем мороженое, мы вкушаем, и вдруг – о чудо!

Хор: Чудо из чудес!

Лучано: Наш друг воскрес! Он жив!

Хор: Он жив! Он жив!

Лучано: Он поднимается в гробу, и говорит: как, вы едите без меня? Конечно, если бы не пломбир, этого бы не произошло! Пломбир способен мёртвого вернуть к жизни.

Хор: К жизни вечной!

Лучано: Пломбир!

Хор: Пломбир!

Лучано (коронный номер – долгое до – на пределе человеческих возможностей): Пломбиииииииииииииииииииииииир!

Хор (умиротворённо): Пломбир!

Лучано: И всё остальное, в том же духе…

Спускается со сцены, обнимает меня, плачет и смеётся.

Я получил «Книгу лиц» по наследству — от отца. Отец сильно изменился, он — стар и носит кепку похожую на классический грузинский «аэродром». Я знаю, что он собирается уехать в Закарпатье, там у него дом со своим садом, пруд и какие-то сельскохозяйственные угодья. Перед отъездом он передал мне книгу и сказал, что читать её нужно каждый день много лет подряд, и тогда на последней странице появится твоё собственное лицо.

Он открыл книгу на последней странице, и в самом деле — там было его лицо.

Отец улыбнулся, и лицо синхронно улыбнулось в ответ.

«Как же читают эту книгу?» — спросил я.

«Её можно читать с любого места. Просто открой на первой попавшейся странице» — ответил отец.

Я открыл книгу и проснулся.

Снова сон про книги: на этот раз собрание сочинений некого Джона Пола Уильямса в пятидесяти четырёх томах. Я раскрыл первый, и выяснилось, что юношеские сочинения Уильямса датированы 1618—м годом. В последнем томе были его эссе, датированные почему-то 2001—м. Во сне я долго искал причину не стыковки, открывая наугад то этот, то тот томик, и пришёл к выводу, что Джон Пол Уильямс — бессмертный алхимик в капюшоне, тем более, что с двадцать какого-то по тридцать какой-то том публиковалось сочинение под названием «Уроборос». Среди всего прочего там нашлись такие слова: «Человек — контур собственного дыхания».