Дмитрий Дейч - Записки о пробуждении бодрствующих

Белый притаился где-то в комнате, словно чуя на расстоянии грядущую неволю.

Проснувшись, я некоторое время дремотно рыскал взглядом, но довольно скоро понял, что белый червь, вероятно, хорошо спрятался и сегодня мне его уже не найти.

Тусклое полуподвальное помещение. Пахнет потом и колбасой. На столах – пивные кружки, грязные тарелки, окурки. Мужчина лет тридцати с лицом школьника-второгодника держит на коленях младенца, тетёшкает его, балует, прикрывая ладонью то один глаз, то другой, тихонько напевает, покачивая головой из стороны в сторону. Шумно. Завсегдатаи склонились над малышом, протягивая ему – кто палец, кто платок, кто алюминиевую ложку. Человек с воспалёнными глазами и растрёпанными волосами, проведший здесь, по всей видимости, несколько суток, протягивает младенцу окурок. Отец, не меняясь в лице, осторожно отводит его руку в сторону. Тот по инерции продолжает придерживать окурок в ладони, подавшись всем телом вперёд – будто протягивает его кому-то прямо перед собой, хотя перед ним теперь лишь подоконник, и на подоконнике – цветок в кадке, полной пепла, скомканных салфеток и жжёных спичек.

Снилось, что почки мои слеплены из ила и грязи, хоть ведром вычерпывай. Но внутри каждой почки, в самой сердцевине хляби - чистейший пруд, и каждом пруду - золотая рыбка величиной с ноготок.

Правую рыбку зовут Ими, левую - Или.

Во сне я подставил руки, и рыбки перетекли в ладони. Долго держал их в полураскрытых ладонях, умильно прислушиваясь к тому как они шевелятся.

Вышел на двор. Глянул вверх, и обмер: летучие мыши текут в чёрном небе - как лебеди, как белые.

А внизу, прямо под ними люди идут, прямо под ними, огибая меня, будто я - остров.

Во сне зашёл в портняжную мастерскую, чтобы заказать новые брюки.

«Давайте-ка, мы вас померяем», – сказал портной, взял сантиметр и принялся ходить вокруг да около, присаживаться и подниматься на цыпочки.

«Знаете что, – вдруг сказал он, – я не могу пошить для вас брюки».

«Почему же?» – удивился я.

«Лицевой угол не соответствуют ширине ступней».

Меня этот ответ вполне удовлетворил, хотя и раздосадовал, и я вышел из мастерской, думая о том, что брюки – нужны, не могу же я шастать по городу в нижнем белье, а старые совсем истрепались, и в них далеко не уйдёшь.

Может быть, заказать брюки у другого портного? Но ведь любой из них примется мерять меня вдоль и поперёк и рано или поздно обнаружит трагическое несоответствие. Их тоже можно понять: лицевой угол не соответствуют ширине ступней, тут уж не до брюк! Что же делать?

И вдруг я понял: нужно изменить пропорции лица, тогда всё станет на свои места и проблема будет решена. Сказано-сделано: я остановился перед витриной магазина и принялся вглядываться, пытаясь среди бликов и теней найти собственное отражение.

Отыскав нужный угол зрения, увидев себя, я немедленно проснулся.

Снились ящики и провода. Помню ящик, на котором мелом было написано от руки «Тусовка в Академгородке»: он был соединён красным проводом с другим ящиком, на котором была фирменная наклейка «Прокат кукол».

Во сне я твёрдо знал, что если провод этот перерезать, всё взорвётся.

Соседи сидят на диване, тесно прижавшись друг к другу – муж и жена. Приоткрыв рты, словно дети (наверное взрослые способны выглядеть так лишь под глубоким гипнозом), они напоминают персонажей древнего фантастического фильма о бесчеловечных экспериментах на людях. Временами кажется: можно угадать, что они видят – по тем смутным переливающимся образам, которые проецирует на их лица телеэкран.

Эти лица всё время немного меняются – как если бы по экрану то и дело пробегала лёгкая рябь помехи. Иногда соседи улыбаются или смеются. Их черты на мгновение искажает гримаса страха или ненависти. Но большую часть времени на их лицах – выражение ожидания. Так человек на остановке, погруженный в свои мысли, неотрывно смотрит в ту сторону, откуда должен прийти автобус.