Наталья Арбузова - Можете звать меня Татьяной

Человек с украденной судьбой. Была уготована не пущая, и ту жизнь сглотнула, не поперхнулась. Теперь надо отдуваться, что-то после себя оставить, перепрыгнув в аудитории жизни на целый ряд выше, пока никто не держит с двух сторон, точно в игре «Кольцо, кольцо, ко мне!» Перехитрить, переиграть свою судьбу? кому это под силу? уж не такой простофиле, как Татьяна. Психолог-переводчик, который имел несчастье присутствовать при пытках, говорил Татьяне: «Никогда не слушайте того, что человек говорит о самом себе». Как я, Татьяна. должно быть, заблуждаюсь относительно качества своей писанины. А какова вообще судьба человечества? сохранится ли письменность? или наша культура сгорит, точно александрийская библиотека? Мы послали во вселенную золотой диск – кому? Я всё упорней склоняюсь к гипотезе Циолковского: мы не венец творенья, и наша музыка для несравненно высших существ ценна не более, чем для нас скрип кузнечика. Раздавят - не заметят. Но нам на это начхать. Делай что должно, и будь что будет. Бесстрашно встанем в шеренгу графоманов, и пусть нас расстреляют позором.

Татьяна даже удостоилась отрицательной рецензии в журнале «Знамя» - несколько строк, редкая честь. Получила письмо с отказом напечатать за личной подписью главного редактора. В других журналах просто бросали назад через стол не глядя. Но долготерпенье – национальная черта русского народа – было присуще Татьяне в высокой степени. Продолжала кропать, и писанья ее вызывали такое же отторженье, как она сама. Раскрывалась в слове со всей прямотой, вовсе не подходящая обществу. Уж лучше б помолчала – сошла бы за умную. Все графоманы вот так-то. Хотят самовыразиться, а там, внутри, неинтересно.

Первая рассыпающаяся книжка Татьяны называлась «Пока дают сказать». Спешила, милая, пока общественный строй не сменился. Нет, свобода слова осталась. Даже, пожалуй, больше, чем сейчас на Западе. Антипутинские программы на телевиденье идут, кто-то их финансирует. Мировое зло ходит за Путиным, ровно за самой Татьяной. Не нравится он им – неведомо кому. Наверное, белогвардеец в глубине души. Грезит о великой России. А с лица спал. Футболки с его изображеньем предприимчивые люди изготовляют, но никто не носит. Ну и трудно же было постаревшей Татьяне таскать на помойку свою первую книжку. И морально, и физически. Ее осталось много, и пропылилась она основательно на шкафу за пятнадцать лет. Но упрямая дурочка повторила в хорошем переплете всё с таким трудом выношенное и с таким трудом выброшенное. Надеюсь, из мусорного контейнера хоть кто-то книжонку взял. Дорогие товарищи потомки! пощадите, не стреляйте в пианиста. Играет как может, и не играть тоже не может. Исповедальная проза. Исповедальнее некуда. Самое время исповедаться.

Кустюшкина мать

Собиралась помирать.

Помереть не померла,

А только время провела.

Как, однако, хочется думать: де я опередила свое время. Я де срастила прозу с поэзией. Они у меня протягивают друг другу руки, ни дать ни взять творец и его творенье на потолке Сикстинской капеллы. (Не слушайте, не слушайте того, что человек говорит сам о себе. Читайте Дарью Донцову – вернее будет.) А хочется быть самой себе критиком. Благожелательным, разумеется. От других не дождешься. Сейчас критика продажна – вижу простым глазом. Одни и те же люди о мертвых говорят разумно и объективно, а о живых – уши вянут. Хвалят недостойное без зазренья совести. Мне случилось попасть на презентацию книги олигарха по фамилии Пугачев. Был двойной заслон, проверка документов по списку. Пришли известные люди, хвалили с кафедры. Из всей прозы за весь вечер процитировали одну фразу: «Он повернулся невыразительным затылком». Больше никто ничего из авторского текста не зачитал. Зато похвал хватило на два с половиною часа. После ели, ели. Столы ломились от разносолов. И мне перепало - по ошибке. Я не из их стаи, мне с ними не клевать. Товарищ будущее! похорони меня без почестей под грудой бумажного хлама в братской могиле графоманов, только не унижай до положений «платника» в толстом журнале. Издавать книги – да, нужно. На интернет никакой надежды – большая свалка. Кто-то выложил туда две моих книги. Пускай, всё же реклама. Но сама я пальцем не шевельну. Мой друг и ровесник художник Валера Валюс говорит: «Это снобизм. Тебе нужно, чтобы тебя читали? интернет – прямой к тому путь. И современный». Он вообще очень современный, Валера. А я нет. Книга. Тишина библиотек.

Еще давно, выйдя на балкон переделкинского дома творчества, Татьяна случайно ловит обрывок разговора о себе. Такая ненависть просто так, без причины? ой ли? Надо заслужить. И впервые в ее голову закрадывается мысль: «Я тружусь не зря. Работаю будущему. Эта злоба – благой знак». Что ж, будем и дальше дразнить мировое зло. На краю разверстой могилы выстроим иную судьбу взамен упущенной. Должно быть, то было поприще хорошего математика. Колмогоров лично перевел меня в конце второго курса на свою кафедру. Осенью сразу послал в Вильнюс на конференцию по теории вероятностей. А я уж носила под сердцем. Как грустно он посмотрел, когда стало заметно.