Аарон Аппельфельд - Цветы тьмы

– Почему их убили, что плохого они сделали, кому причинили вред? Они были молодыми и красивыми и приносили немножко света в наш мрачный мир.

Потом они сменили тон и обратились к небесам:

– Господи, прими эти юные души с любовью. Ты милосердный и всепрощающий и знаешь, что в душах своих они были невинны и желали только добра. Их участь была ужасной. Сейчас они на пути к Тебе, не суди со строгостью, пощади их.

Хуго стоял на своем месте и чувствовал, что слова, выходящие из уст причитающих женщин, сильны и устремлены к правильной цели. Всему его существу хотелось плакать, но слезы его замерзли. Один из беженцев сказал, глядя на молящихся:

– Они умеют молиться, обращаются к Всевышнему, как положено. Почему же мы немы? Почему хоть помолиться нам не дано?

– И ты еще спрашиваешь? – ответил тут же приятель, стоявший рядом.

– Спросить нельзя?

– Вопрос ради самого вопроса – дурацкий.

Опустилась ночь, усталые люди сидели у костра и глядели на него. Никто не спрашивал, что нужно делать или кого ждать, чтобы указал им дорогу. Несколько женщин менялись купюрами и вещами, еще сохранявшими былой шикарный вид. Стояла полная тишина, как после большого сражения.

Той же ночью Хуго подошел к часовому у ворот и спросил его, что случилось с женщинами, увезенными на грузовике.

– Что ты хочешь знать? – Терпение часового было на пределе.

– Где они?

– Лучше тебе не знать.

– Нельзя ли пойти к ним?

– Да ты, похоже, придурок! – И солдат повернулся к нему задом.

Только теперь он с запозданием понял, что Марьяна догадалась совершенно точно, что должно случиться, но тогда, в окружавшем их зеленом спокойствии, ее слова звучали то ли как фантазии, то ли как пустые страхи. Раз она сказала ему определенно:

„Если меня убьют, не забывай меня. Ты единственный в этом мире человек, кому я доверяю. Я в тебя вложила часть своей души. Я не хочу уходить из этого мира, не оставив тебе чего-нибудь своего. Серебра и золота у меня нет, так возьми мою любовь и спрячь ее в своем сердце, и иногда говори себе: „Была когда-то Марьяна, женщина со смертельной раной в душе, но она не теряла веру в Бога““.

Это было вечером, и она добавила к этим словам много других чудесных слов, из которых Хуго уловил лишь немногие. Большинство из них произносились шепотом и оставались у нее внутри. А сейчас ее слова вернулись к нему с какой-то усиленной ясностью.

Хуго заметил, что часовой у ворот посматривает на него с презрением. Не прошло много времени, как он выразил свое отвращение двумя словами:

– Проваливай отсюда!

Хуго вернулся на площадь, к беженцам. Горел костер, вокруг которого толпились люди. Котел был полон супа, люди подходили снова наполнить свои миски. Многолетний голод еще не был забыт, и один из людей, по виду старик, утверждал, что овощной суп полезен. Организм должен постепенно приспособиться к новым условиям, и нельзя перегружать пищеварительную систему тяжелой пищей. Тут-то и хорош овощной суп. Люди глядели на него с изумлением, как будто он открывает им неслыханные доселе вещи.

Женщина подошла к Хуго и спросила:

– Ты ведь Хуго, не так ли?

– Так.

– Меня зовут Тина, я тетя Отто.

– Где Отто? – взволновался Хуго и вскочил на ноги.

– Бог знает, я ожидаю их всех. А ты где был?

– У Марьяны.

– Бедняжка, этот приговор ужасен.

– Он не касается Марьяны, – вырвалось у него изо рта.

– Я рада.

Помолчав, она добавила:

– Я с таким нетерпением ожидаю своих родственников. Известия о них путаные и противоречивые. Люди тут рассказывали, что видели маму Отто, а другие говорят, что это не она была, а похожая на нее женщина. Я решила ждать. Не двинусь отсюда. Нельзя терять надежды, без надежды и жить не стоит. Пока мы живем, обязаны надеяться. Такими уж Господь нас создал, хотим мы этого или нет.

Она говорила, не останавливаясь, словно читала или декламировала. Было ясно, что она не контролирует свою речь. Слова катились все нарастающим потоком:

– Я не уйду отсюда, никакая сила меня отсюда не сдвинет, я здесь останусь до последних минут своей жизни.

Она приложила руку ко рту, но и этот жест не остановил потока ее речи. Наконец она сказала Хуго:

– Извини, сейчас я должна побыть сама с собою.

Она отошла в сторону, и тьма поглотила ее.

Той ночью Хуго спал глубоким сном. В его мозгу чередовались образы его дома и картины только что происшедшего. В этой мешанине выделялась Марьяна, не только изящной фигурой, но и своими речами. Она говорила о Боге и о том, что нужно быть ближе к Нему. Беженцы глядели на нее и не верили своим ушам. Ее яркая внешность находилась в явном противоречии с ее словами. Большинство беженцев не узнали ее, но те, что признали, посмеивались: