Хаим Граде - Цемах Атлас (ешива). Том второй

Чтобы он мог подольше отдохнуть от этой крикливой бой-бабы, его сестра Хадасса сидела с ним на даче до кануна Новолетия. Однако чем ближе становился отъезд, тем чаще реб Авром-Шая вздыхал и думал: «Дело сделано, он не должен раскаиваться в том, что в дни своей юности не захотел взять на себя греха и позорить еврейскую девушку. На свой манер Юдес — праведница, хотя ему тяжело, очень тяжело, и он не испытывает к ней особой симпатии… Он вздрагивал каждый раз, когда слышал о каком-нибудь сыне Торы, отменившем помолвку. По собственному опыту он знал, почему это случается среди изучающих Тору. Ведь они находят себе партии через сватов, и жених видит невесту всего пару раз перед подписанием тноим. Только потом понимают, что невеста неподходящая или что материальная сторона сватовства ненадежна. Однако то, что является оправданием для простого ешиботника, не оправдание для мусарника. Разве реб Цемах Атлас — человек, думающий о деньгах? Разве реб Цемах Атлас отменил сватовство из страха, что ему не выплатят приданого?»

Сам реб Авром-Шая не слышал, как громко он застонал. Хайкл пробудился от легкой дремы, и у него вырвалось:

— Что с вами, ребе?

За глаза и в мыслях он всегда называл Махазе-Аврома «ребе», но не лицом к лицу. Он чувствовал, что Махазе-Аврому неудобно это слышать даже от него, своего ученика.

— Со мной ничего страшного. Соблазн зла пугает меня, что если я засну, то могу проспать время, когда положено читать «Шма», — тихо рассмеялся реб Авром-Шая и рассказал историю про одного обывателя, пришедшего к раввину с вопросом: что делать? Он всю ночь не может глаз сомкнуть из страха пропустить время, когда положено читать «Шма». Раввин ответил ему, что это соблазн зла не дает ему спать по ночам, чтобы он заснул под утро и действительно опоздал встать на молитву «Шма» против соблазна зла! И раввин велел еврею вообще не читать «Шма», пока тот не перестанет бояться. Мораль этой истории такова, что в небесных делах, точно так же, как и в земных, надо жить по установленным законам. Если жертвуют собой ради кого-то выше всякой меры и там, где это не является необходимым, то может случиться так, что придется быть жестоким именно там, где надо проявить милосердие и жалость.

Махазе-Авром замолчал, и его мысли снова вернулись к директору ешивы реб Цемаху, отменившему помолвку из-за денег. Хайкл тоже больше не мог заснуть и думал, что какую бы историю ни рассказывал ребе, это всегда история с моралью. От этого становится очень печально. Махазе-Авром лежал, вытянувшись на спине. Его борода, днем золотисто-русая, в холодном лунном свете искрилась серым серебром, как кора осины. Ветер бросал в окно пригоршни увядших листьев, пропитанных влажным осенним запахом. Хайкл вдыхал свежий сырой ветер и хотел, чтобы комната наполнилась кружащимися листьями и чтобы они всё кружились и кружились. Однако он боялся, как бы ребе не простыл, поэтому спустился с лежанки и закрыл окно. Потом вернулся на лежанку и сказал, уже лежа:

— С тех пор как разъехались дачники и летние домики пустуют, мне каждую ночь кажется, что сам лес стоит снаружи опечаленный, не зная, куда себя девать.

Реб Авром-Шая выслушал его, а потом долго молчал, пока не ответил с улыбкой в голосе:

— Ты еще больший фантазер, чем я думал. Часто ты разговариваешь, как мой маленький племянник Береле. Тем не менее ты стал сдержанней, обстругался.

Небо затянули серые тучи, в комнате стало темнее. Потом тучи на мгновение раздвинулись, и в свете полной луны Хайкл увидел деревья на горе напротив. Они казались ему великанами с поднятыми к небу руками. Тут же снова набежали тучи, и в их немом движении появлялись и исчезали водянистые силуэты со странными большими головами. Они странствуют из одного мира в другой и приносят тайные вести Тому, кто восседает на троне на самой высокой небесной сфере.

— Как ты, Хайкл, вчера ночью рассказывал, и валкеникские, и декшнинские евреи отрицают, что распустили порочащие слухи о липнишкинце. И разум подсказывает, что местечковые обыватели не станут возводить навета на ни в чем не повинного илуя. Деревенские евреи тоже не будут возводить напраслину на ешиботника, приходящего к ним, чтобы учить с ними Тору. С другой стороны, очевидно, что кто-то сделал это, и сделал, вне всякого сомнения, преднамеренно. Ты не слыхал, кто бы это мог быть?

— На обратном пути от отца я зашел в ешиву и слышал там, что все подозревают библиотекаря. Он — бывший сын Торы, и он убедил учеников, которые ночуют в странноприимном доме, читать светские книжки.