Хаим Граде - Цемах Атлас (ешива). Том второй

Вдруг в синагогу ворвалась библиотечная компания. Впереди всех мчался, как буря, Меерка Подвал, а остальные — за ним, как стая волков, перепрыгивающих через забор, чтобы наброситься на жмущихся друг к другу овечек.

— Он! — крикнул запыхавшийся Меерка Подвал, остановившись рядом с Шией-липнишкинцем. — Он это сделал!

Ешиботники и обыватели окружили илуя, чтобы защитить его, и слушали, как библиотекарь доказывает ясно, как черным по белому, что книги из библиотеки забрал липнишкинец: после его возвращения из Декшни он в кухне за едой угрожал молодым ешиботникам, что собственными руками разорвет мерзость, которую они читают; и так как его потом обвинили в преступлении с декшнинской женщиной, он выкрал книги, чтобы отомстить.

Цемах, который последние пару дней не выходил из ешивы, видел из своего угла, как лицо преследуемого сына Торы снова приобретает страдающее выражение. Реб Менахем-Мендл махал руками:

— Как мог липнишкинец один выкрасть целую библиотеку?

А Меерка ответил ему:

— Вы ему помогали! Вы вытаскивали у ешиботников, ночующих в странноприимном доме, книжки из сундучков. Вы и этот сумасшедший илуй!

Защищенный товарищами и пожилыми обывателями, Шия уставился на орн-койдеш с немым воплем в глазах: «Откуда придет мне помощь?» [91] Тегилим, 121. А библиотечная компания орала ему:

— Где книги? Спрятал или порвал? Отвечай, хнёк, потому что мы тебя отделаем так, что мало не покажется!

А Цемах в своем углу удивлялся тому, что на него не указывал никто.

— Встаньте у двери и не выпускайте ешиботников на улицу. Я пойду приведу раввина, — скомандовал Меерка Подвал своей компании и вышел в сопровождении пары товарищей.

Парни встали у выхода, чтобы не выпустить ешиботников. Обыватели, стоявшие вокруг липнишкинца, пожали плечами и вернулись к своим книгам. Однако реб Менахем-Мендл с миньяном молодых мужественных учеников не отступился от него. Синагога начала наполнятся лавочниками и ремесленниками, пришедшими на вечернюю молитву. Новый скандал сразу же распространился по Валкеникам. Крейндл Воробей вошла в дом с триумфом:

— Снова ешиботники!

И она рассказала, что произошло. Реб Шлойме-Мота видел, что от злости на его Хайкла Крейндл с каждым днем, как муха в конце лета, становится все злее и кусачее по отношению к ешиботникам. На сей раз и в этом старом стороннике Просвещения вспыхнул гнев против мусарников, и, опираясь на свою палку с костяным набалдашником, он отправился в синагогу. Именно тогда Хайкл пришел из леса и услыхал на Синагогальной улице шум, доносившийся из синагоги. Он вошел внутрь и встретил отца, стоявшего за бимой. Реб Шлойме-Мота задрал голову и смотрел в угол у восточной стены. Там стоял директор ешивы с лицом глухонемого, видящего вокруг себя суету, но не понимающего ее причину.

Меерка и его команда вернулись с раввином. Судя по ссутуленным плечам и богобоязненной гримасе, можно было подумать, что его привели, чтобы произнести надгробную речь о большом праведнике, когда накрытые черным погребальные носилки с покойным уже ждут на столе на биме. Про себя раввин снова проклинал тот день, когда покинул Свислочь и приехал в местечко, где каждый день возникает какой-нибудь новый скандал. Однако вокруг были люди, и он сохранял видимость вздыхающего от скорби великого проповедника. Он подошел к илую и принялся допрашивать, не известно ли ему что-либо относительно пропавшей библиотеки.

Шия-липнишкинец расплакался, как и во время первого навета. Гневливый раввин сразу же вышел из себя:

— Что вы за недотепа такой, что где только какая неприятность, то вы сразу же влипаете в нее!

А на библиотечную компанию раввин закричал:

— Вы сумасшедшие или слабоумные? Мало тех нападок, которые ему пришлось уже выдержать?

Реб Мордхе-Арон Шапиро протолкался на свое место у орн-койдеша. Больше он вмешиваться не будет! Слова раввина подхватили несколько обывателей и набросились на Меерку Подвала:

— Преступник из стана Израилева! Тебе мало декшнинского навета, ты еще и новый устраиваешь?

Мойше Окунь покивал головой в знак согласия с тем, что и к противнику надо быть справедливым.

— Он же богобоязненный, так пусть поклянется, что не трогал этих книг.

Окружавшим их евреям это предложение очень понравилось, и они принялись кричать:

— Правильно! Пусть он поклянется перед раскрытым орн-койдешем со свитками Торы, что не виновен. Во время декшнинской истории он хотел поклясться, но ему не дали; теперь ему дадут поклясться, и все ему поверят.