Хаим Граде - Цемах Атлас (ешива). Том второй

— Я своей жены не оставлял через пару месяцев после свадьбы. Вы дадите мне рекомендательное письмо?

Однако по тому, как блеснули глаза Махазе-Аврома, Йосеф-варшавянин понял, что еще не выхлопотал того, к чему стремился. Тогда он заговорил со слезами в голосе: тесть-неуч кричит ему, что, если он не может стать раввином, пусть станет лавочником.

— Господи, я ведь не убийца, как Каин, так неужели так «велика вина моя, непростительна»? [85] Слова, с которыми Каин обратился к Господу (Берешит, 4:13). Если я не женился на кухарке, то мне уже и доверять нельзя?

— Не понимаю, почему быть посланцем лучше, чем лавочником. Посланец редко бывает дома, а вы ведь совсем недавно женились, — реб Авром-Шая говорил мягко, чтобы не разволновать молодого человека еще больше.

— На праздники они приезжают домой. Так делает младший зять местного резника, который как раз посланник одной большой ешивы, — ответил Йосеф, и его тощие, острые колени нервно задрожали в узких брючинах.

— Вы никому не должны подражать. Каждый должен идти своим собственным путем, но указывать дорогу должна Тора.

Реб Авром-Шая отошел лечь на свою лежанку. Теперь он говорил холодным, строгим голосом, сдвинув брови: он ничего не знает о доходах и расходах мирской, клецкой и радуньской ешив. Было бы глупо, если бы он вдруг стал вмешиваться в денежные дела и писать письма, чтобы взяли нового человека. И вообще, это горький, а совсем не роскошный заработок, если заниматься этим делом целиком во имя Царствия Небесного. В посланцах нехватки нет, они ездят в одни и те же места и конкурируют между собой. Часто это приводит к осквернению Имени Господнего. К тому же, чтобы собирать деньги, надо быть большим знатоком и умельцем в этом деле. Человек слишком стеснительный, деликатный или ранимый не добьется тут больших успехов. Достаточно одного провала, и пославшее его учреждение сразу откажется от его услуг. Фактически не найдется ешивы, которая согласилась бы отправить неопытного посланца; да и молодой человек не должен искать заработок, который надолго разлучит его с женой.

Зять Гедалии Зондака отчасти понимал это и сам. А если его все-таки возьмут в посланники, то почему он уверен, что его отправят в Амстердам и Лондон, как зятя валкеникского резника? Его ведь могут отправить побираться в самые бедные местечки Литвы. Да и у зятя резника жизнь тоже не малина. Однако поскольку он большой хитрец и отлично умеет притворяться, то хоть плюй ему в лицо — он скажет, что это дождик. И, несмотря на это, из-за разногласий со своей ешивой, после Пейсаха он какое-то время просидел в Валкениках, и дело уже шло к тому, что он совсем никуда не поедет.

— Так что же? Получается, я должен стать рыночным торговцем, лавочником, как и предлагает тесть, — сделал плаксивое выражение лица гость.

— Я уже сказал, что не вижу, чем лавочник хуже общинного посланника, — говоря это, Махазе-Авром слез с лежанки, чтобы распрощаться с гостем и пожелать ему на грядущий год, как водится перед Новолетием, доброго приговора в книге судеб.

Пока в комнате у ребе шла эта доверительная беседа, Хайкл вынужден был слоняться по двору. Наконец зять Гедалии Зондака ушел, и Хайкл посмотрел ему вслед с насмешкой: холостяком Йосеф-варшавянин выхаживал, бывало, мелкими шажками и тер скулы о бархатный воротничок; теперь он шел, ссутулившись, и покашливал уже въевшимся в него злым кашлем.

В три часа дня во дворе смолокурни снова был гость, на этот раз Йоэл-уздинец. Хайкл увидел его с веранды и безмолвно воскликнул: «Крепкая голова идет!» В начале лета в валкеникской ешиве шла дискуссия о том, почему Махазе-Авром взял к себе виленчанина. Уздинец отвечал на это: все очень просто, реб Аврому-Шае-коссовчанину нужен служка, паренек, который спал бы с ним в одной комнате и носил бы за ним полотенце на реку. Липнишкинский илуй говорил тогда еще резче: что чего бы Махазе-Авром ни имел в виду и чьим бы учеником ни был этот виленчанин, он все равно полный невежа. Он не знает наизусть даже пяти сотен листов из Геморы. Йоэл-уздинец пренебрегал прежде виленчанином, теперь же он называл его «реб Хайкл» и обращался со всякого рода просьбами, например, спросить у его ребе, можно ли к нему зайти с очень важным секретом. Уже сидя в комнате Махазе-Аврома, Йоэл-уздинец все еще долго морщил лоб, как тогда, когда раздумывал, давать или не давать товарищу ссуду, пока наконец не решился рассказать свой важный секрет.

Во время его первого визита на смолокурню, после праздника Лаг ба-омер, реб Авром-Шая спросил его намеком, почему он не женится. И теперь, в середине элула, он пришел с ответом на тот вопрос: он собирается посвататься к одной валкеникской девушке, к кухарке ешивы. Никто в местечке этого еще не знает, а когда узнают, это удивит всех. Даже невеста и ее мать не хотели верить его словам, потому что у них уже был тяжелый опыт с другим сыном Торы. Поскольку мать этой девушки — бедная вдова, то нечего и говорить о содержании и приданом. О родовитости тоже нечего говорить. Тем не менее после того, как он обдумывал это дело на протяжении нескольких месяцев, Йоэл-уздинец пришел к выводу, что это хорошее дело.