Хаим Граде - Цемах Атлас (ешива). Том второй

Он вытер влажное лицо, смахнул севшую на него паутину и вспомнил слова из трактата «Пиркей Овес» о том, что тот, кто прерывает изучение Торы, чтобы сказать «как прекрасно это дерево», заслуживает смерти [84] Пиркей Овес, 3. . Как это ни трактовать и ни истолковывать, он все еще не понимает, как танай мог это сказать. Он никак не может надивиться лесу и растениям. Например, старый раскидистый дуб на холме около смолокурни. Сколько толстых локтей и растопыренных рук сучьев с ветвями, похожими на пальцы, у него, сколько листьев! Этот дуб всегда выглядит по-разному, в зависимости от того, как солнце освещает его резные листья. Поздней осенью он станет сгустком огня. Ствол у него старый и толстый. Его столетние корни вылезают из земли, как будто им надоело лежать годами на одном и том же месте и они хотят сползти с холма. Это же только подумать — в большом лесу вокруг Валкеников есть, наверное, сотни тысяч деревьев, часть — хвойные, другие — лиственные, так много разных кустов и трав, столько видов пернатых, четвероногих и пресмыкающихся — можно ведь прожить целую жизнь в валкеникском лесу и каждый день видеть что-то новое. Однако, когда он говорит это ребе, тот отвечает ему: «Мне достаточно одного деревца, чтобы спрятаться в его тени от зноя…» Куда он забрел? Он уже у моста через реку на краю местечка.

С минуту он стоял и колебался: вернуться или пойти дальше? Поскольку он уже у моста, то зайдет в местечко посмотреть, как идут дела у отца. Хайкл положил свой витой шофар за пазуху и подумал, что ребе обижается на то, что он тратит больше времени попусту, чем на изучение Торы. Но, вместо того чтобы выговорить ему за это, ребе шутит с ним и сыплет поговорками. Он говорит ребе: «Шофар звучит у меня, как хвалебная песнь. Если вы меня попросите, я будут трубить на Новолетие». Ребе не отрывает глаз от книги и медленно отвечает: «У нас в паплавской синагоге в шофар трубит честный еврей, постоянно занимающийся изучением Торы. Как бы сильно он ни был занят в лавке, он каждую свободную минуту бежит учить Тору. И зачем тебе тратить так много времени на то, чтобы научиться хорошо трубить в шофар? Ты ведь хочешь, чтобы обыватели относились к тебе как к знатоку Торы, но к трубачу они так не относятся, как бы хорошо он ни трубил».

Хайкл шел по Синагогальной улице, и ему еще предстояло спуститься с холма к домику Фрейды Воробей. Однако Синагогальный двор кипел от множества людей, и он подошел поближе, чтобы взглянуть. Посреди большой взволнованной толпы стоял илуй Шия-липнишкинец с пожелтевшим лицом, уставившись в небо, как приговоренный к смерти, спасшийся в последнее мгновение. Поскольку Хайкл не знал о буре, разразившейся в местечке, то прошло некоторое время, пока он понял, о чем идет речь. Говорил декшнинский колонист Гавриэл Левин:

— Вот уже больше трех десятков лет, как все и в Декшне, и в Валкениках знают Вольфа Кришкого и знают о его помешательстве, состоящем в том, что, куда бы ни пошел, он повсюду таскает с собой тюк старой одежды из страха, как бы у него не забрали какую-нибудь тряпку. Так вот, вчера утром он прибежал к Гавриэлу Левину с криком: «Ваша пациентка — воровка, она украла у меня бархатный камзольчик». Вольф Кришкий хотел сразу же ворваться в комнатушку, в которой Элька сидит взаперти с тех пор, как забеременела и начала бушевать. Гавриэл Левин спросил Вольфа Кришкого, как могла Элька украсть у него камзольчик? Но тот замахал кулаками и закричал: «Это она! Она! Она — распутная сучка, и она меня обокрала!» Гавриэл уже догадался, что произошло, но ему не хотелось в это верить. Сумасшедший может навести на себя напраслину. Ведь Вольфу Кришкому уже сильно за шестьдесят. Гавриэл отпер комнатку Эльки и вошел туда вместе с тряпичником. Элька, измученная и охрипшая оттого, что кричала день и ночь, в последние дни уже молчала. Однако, едва увидев тряпичника, снова стала издавать дикие крики: «Спасите! Он черт! Черт! Я не хочу родить байстрюка от черта!» А Вольф Кришкий топал ногами и твердил, что она заманила его к себе, когда обыватели были в поле на работе, и украла у него бархатный камзольчик.

Колонист Гавриэл Левин указал пальцем на пару валкеникских торговцев:

— Это вы виноваты!

Они пришли в Декшню рассказать ему, что его пациентка беременна от ешиботника, который жил у него по три дня в неделю. Торговцы клялись, что не виноваты. Им передали от имени декшнинских евреев, что подозрение падает на ешиботника. Тогда они пошли в деревню, чтобы узнать правду.