Хаим Граде - Цемах Атлас (ешива). Том второй

«Но когда я выйду из моего убежища, Валкеники содрогнутся, как никогда прежде», — думал Цемах. Он хотел носить в себе гнев как можно дольше, чтобы взрыв был сильнее. Он старался разговаривать спокойно и трезво, словно слезы реб Гирши совсем его не трогали.

— Когда мы с реб Менахем-Мендлом стояли сегодня утром во время молитвы рядом с липнишкинцем, за бимой стоял этот Меерка Подвал с лицом человека, который радуется, что успешно сотворил большую гнусность. Шия-липнишкинец рассказал, что тот же Меерка пытался уговорить его читать светские книжки, а он за это плюнул ему в лицо. Вчера днем этот Ахитофель [75] Ахитофель — библейский персонаж, советник царя Давида, сын которого Элиам был одним из тридцати богатырей Давида. В данном случае Ахитофель упоминается в качестве намека на еврейскою идиому «совет Ахитофеля», т. е. неудачный совет. предложил липнишкинцу убежать из местечка. Вполне вероятно, что этот Меерка Подвал сперва возвел напраслину на липнишкинца, а потом попытался напугать его и убедить бежать, как прежде убедил вашего сына читать светские книжки, а потом сам же и донес вам на него.

— Коли так, это неплохо. За возведение напраслины он может сгнить в тюрьме, — ответил реб Гирша, просияв от мстительной радости. Однако его лицо сразу же снова затуманилось гневом и болью. — Я знаю его с тех пор, когда он еще был маленьким червяком, и считал, что разобрался в нем. Я вижу, что вы разобрались в нем еще лучше. Тем не менее вы допустили, что он устроил в вашей ешиве такую разруху.

— Вы правы, я виновен, именно я. Но теперь мы должны подумать о том, что делать дальше. Начинать войну с этим Мееркой не стоит. Во-первых, он ничтожество, шут, маленькая вонючая зверушка. Во-вторых, если мы его посадим, скажут, что мы донесли на еврейского парня. В-третьих, этим мы обрушим беду на декшнинских евреев, которые не хотят, чтобы полиция узнала о забеременевшей сумасшедшей. Кроме того, этот маленький Иеровоам бен Неват [76] Иеровоам (Яровам) бен Неват — библейский персонаж, возглавивший бунт северных колен Израилевых против дома Давидова. Привел к расколу единого еврейского государства на Израиль и Иудею, стал царем Израиля (Северного царства), в котором, согласно традиции, насаждал идолопоклонство. В данном случае имеется в виду закоренелый и опасный грешник, сбивающий с пути истинного других евреев. не один, у него есть сторонники, а зло надо вырвать с корнем, как сказано: «Искорени зло из среды твоей» [77] Дварим, 17:7. . Надо сжечь библиотеку.

Директор ешивы не ждал ответа от реб Гирши Гордона и не смотрел, какое впечатление произвели его слова. Он зашагал вдоль женского отделения синагоги, сразу же вернулся и стал лупить кулаком по своему стендеру.

— Я не смолчу в ответ на клевету против Шии-липнишкинца! Я отомщу за его обиду! Сжечь все книги!

Белки его глаз блестели, глаза метали искры, он шагал взад и вперед и говорил без перерыва, как будто хотел своим режущим голосом распилить решетки на окошках женского отделения.

Как у него ни болит сердце за несправедливо обиженного липнишкинца, ему еще больнее за высмеянную правду, за оплеванный закон. Чтобы синагога, полная евреев, не дала обвиняемому оправдаться — такого он не ожидал! Такого он не мог себе представить! А когда увидел, у него язык отнялся. Он ощущал, как сердце у него разрывается и мозг распадается, но говорить не мог. И это был знак с небес — то, что он не мог открыть рта. Эти бородатые нечестивцы не дали бы ему говорить точно так же, как не дали липнишкинцу, или выслушали бы и высмеяли. Они бы пришли в ярость, если бы было доказано, что все это выдумал Меерка Подвал из Паношишока. Они боялись, как огня, что если дадут говорить этому сыну Торы, то придется признать, что он говорит правду. Как сказано, «слова правды видны» [78] Вавилонский Талмуд, трактат «Сота», 9:72. . Ведь эти бородатые нечестивцы в субботних талесах не хотят, чтобы сын Торы был чист от греха, они как раз хотят, чтобы оказалось, что он согрешил.

— Зачем целому городу евреев хотеть, чтобы именно сын Торы был виновен в этом преступлении с больной мужней женой? — спросил реб Гирша, глядя на директора ешивы, мечущегося взад-вперед по узкому женскому отделению.

— Потому что они ему не сочувствуют, — сказал Цемах, остановившись на мгновение.

На протяжении недель тени Холодной синагоги обмораживали его, словно покрывая льдом. В мозгу директора было тихо, как на кладбище. Теперь он пробудился от ледяного оцепенения и прямо захлебнулся гневом, был опьянен этим освобожденным гневом, который, вскипев, вырвался из него.