— Чтобы такое помешательство было у моих врагов! Ты умом тронулся?! — крикнула его жена и тоже застыла в неподвижности перед ешиботником, в немом испуге смотревшим на хозяина и хозяйку.
Вечером у миньяна декшнинских евреев не было настроения изучать «Эйн Яаков». Гавриэл Левин и другие колонисты сидели в своей маленькой синагоге вокруг стола и ломали головы, кто мог сотворить такую гнусность. Однако ничего не смогли придумать и стали спрашивать молодого ребе: он ведь много раз оставался один в доме, когда хозяин и хозяйка уходили в поле работать, не замечал ли он, чтобы кто-то заходил? Ни Гавриэл Левин, ни другие декшнинские евреи не хотели даже допускать мысли, что молодой ребе может оказаться виновным. Липнишкинцу еще меньше, чем всем остальным, приходило в голову, что его можно заподозрить в том, что он покусился на мужнюю жену, к тому же сумасшедшую. Но сколько он ни напрягал своей головы илуя, ничего не мог вспомнить. Ему с его острым умом, сделавшим его знатоком Торы, не могло прийти в голову, что этот безумный хранитель тряпок Вольф Кришкий, постоянно поджидавший его на улице и спрашивавший, дома ли хозяева, заходил к Эльке сразу же после того, как он, Шия, уходил в синагогу.
Декшнинские евреи еще долго сидели вокруг стола в своей маленькой синагоге и спорили о том, что же надо предпринять. Одни считали, что все это дело надо передать на рассмотрение валкеникской гмины [63] Гмина — самая мелкая территориально-административная единица в Польше.
, чтобы беременную забрали в поветовую [64] Повет (повят) — средняя территориально-административная единица в Польше.
больницу и сделали ей там операцию. Лучше самим все рассказать, чем дрожать, опасаясь доноса. Другие считали, что этот скандал надо скрыть и сделать все, что необходимо, чтобы у душевнобольной не было ребенка, потихоньку. Если узнает гмина, приедет комиссия, полиция, эта история дойдет до родственников пациентов, и они скажут: «Если Декшня не может уберечь даже от беременности, то поди знай, что еще там может случиться». Те, кто платит, заберут своих больных, и деревня останется без хлеба. Колонисты сдвинули головы над столом и тихо спорили, как будто опасаясь стен своей маленькой синагоги, а ребе-ешиботник молча их слушал.
Всю ночь в доме Гавриэла Левина Шия-липнишкинец не мог сомкнуть глаз, так громко кричала запертая душевнобольная. Во вторник утром Шия сказал хозяину, что возвращается в местечко. С ним договорились на летние месяцы, тамуз и ав. В элуле погода обычно плохая, и нельзя ходить пешком на такие расстояния. Тем не менее он все-таки еще остался бы здесь: погода пока что хорошая и ему нравятся местные евреи. Он даже думал совсем переселиться в Декшню. В Валкениках его слишком часто отвлекают от изучения Торы. Однако теперь в деревне он будет еще больше времени тратить попусту. Он не может выносить воплей душевнобольной, а у обывателей к тому же теперь голова совсем не лежит к изучению Торы. Поэтому он вернется в местечко.
Гавриэл Левин не ожидал такого резкого поворота. Его обидело, что ешиботник, проживший у него два месяца в самых лучших условиях, покидает его в час беды. Тем не менее колонист вместе с женой проводил ешиботника на крыльцо и тепло распрощался с ним. Шия спустился по ступенькам со стопкой книг под мышкой. Вдруг он услыхал рыдания:
— Жених мой, куда ты бежишь?!
Это кричала Элька Коган. Только тогда Шия-липнишкинец на самом деле побежал между полями. Он бежал так, пока не добежал до валкеникской синагоги, и сразу же набросился на Гемору, чтобы заглушить напевом изучения Торы этот крик сумасшедшей, все еще звучавший у него в ушах. Однако к нему сразу же пристал реб Менахем-Мендл и спросил, почему он на этот раз вернулся из Декшни во вторник, а не в четверг.
— Закончил семестр, — пробурчал Шия. Он не хотел тратить время на пересказ всей этой истории. Взгляд его прищуренных глаз перепрыгивал с Раши на Тойсфойс, точно так же, как законоучитель Рейш-Лакиш [65] Рабби Шимон бен Лакиш, или Реш Лакиш, живший в Земле Израиля в III в. н. э., отличался большой физической силой. До того, как он посвятил себя изучению Торы, Реш Лакиш был гладиатором, а затем — главарем шайки разбойников. В Талмуде приводится немало историй о рабби Реш Лакише и его силе.
из Геморы перепрыгнул с одного берега реки на другой. Реб Менахем-Мендл почувствовал, что должен выговориться, рассказать, что у него на сердце. Как сказано, «тревога на сердце человека — пусть расскажет о ней» [66] Мишлей (Притчи), 12:25.
.
Читать дальше