Хаим Граде - Цемах Атлас (ешива). Том второй

— Отец наш, Царь наш, мы согрешили перед Тобой!

Ешиботники, сидевшие тесными рядами на длинных скамейках, раскачивались, хлопали в ладоши, повторяли слова кантора, ведшего молитву. От стиха к стиху Зундл-конотопец брал тон все выше, и мусарники лупили кулаками по стендерам, задирали руки к небесам, пытаясь взломать запертые врата милосердия. В будень синагога бурлила восторгом, как в Судный день. На улице было спокойно и снежно, но в синагоге от кричащих голосов в воздухе оставалась висеть темнота. Конотопец у бимы уже далеко зашел в повторяющиеся восклицания «Отец наш, Царь наш!», и молящиеся следовали за ним, словно плыли против течения бурной реки. Вдруг послышался крик:

— Спасите! Спасите!

Приглушенный крик доносился из синагогальной библиотеки, располагавшейся в чердачной комнатке, в которую надо было подниматься по винтовой лестнице. Несколько парней бросились туда. Все остальные ждали в напряженном молчании. Из читальни вынесли купишкинца с пожелтевшим лицом и запрокинутой головой. В одно мгновение все столпились вокруг потерявшего сознание, глядя, как его приводят в себя. Глава ешивы и старшие ученики не суетились, не удивлялись. Они даже избегали смотреть друг на друга, как поступают родственники, когда дело касается лежащего на семье пятна, о котором все знают и которого все стыдятся. Говорил только младший синагогальный служка, придурковатый еврей с большой круглой и розоватой безбородой физиономией.

Каждый день у него пропадает то один, то другой предмет из чердачной комнатки, где он спит. Он думал, что его обкрадывают бродяги, которые заходят в синагогу погреться. Изучающих Тору он, Боже упаси, не подозревал, но чуть пораньше, посреди чтения «Отец наш, Царь наш!», заметил, что один ешиботник пробирается тихими шагами к библиотеке, причем на лице у него было выражение человека, который скрывается. Вот ему и пришло в голову, может, это и есть вор? И он пошел за ним по ступенькам в чердачную комнатку. И увидел, как ешиботник связывает полотенце с полотенцем и делает петлю, набрасывает ее на шею и лезет на скамью искать крюк на потолке. Тогда он стащил его со скамьи и начал звать на помощь.

— Никому об этом не рассказывайте, потому что вам откажут от места, — ворчали мусарники, обращаясь к помощнику синагогального служки, который онемел и задрожал, гораздо больше, чем угроз, испугавшись их злых физиономий.

Хайкл-виленчанин стоял потрясенный, будто внезапно увидел, что лица его многолетних знакомых — это лишь маски и что произошло нечто, заставившее их эти маски снять. Ему не верилось, что купишкинец хотел повеситься. Точно так же необъяснимо было для него и поведение старших ешиботников. Было очевидно, что их произошедшее не удивило.

Теперь даже от новоприбывших и от младших учеников нельзя было больше скрыть, что купишкинец уже дважды пытался наложить на себя руки. Прошлым летом сыны Торы были на даче в лесу рядом с Наревом. Купишкинец там часто сидел на берегу в уединении. Однажды он прибежал к ешиботникам в лес и с плачем рассказал, что хотел повеситься. Все знали, что пришибленный святоша боится даже веселых поговорок, потому что праведнику нельзя находиться на сборище шутов. Поэтому он не станет выдумывать такой истории, чтобы устроить комедию. Товарищи учредили рядом с ним дежурство — и действительно уберегли его, когда он попытался повеситься во второй раз. Его привезли из леса в Нарев, и глава ешивы велел, чтобы никто из горожан и младших учеников ешивы не узнал об этом. С тех пор купишкинца не оставляли одного ни на квартире, ни в синагоге. Даже когда он выходил по естественной надобности, кто-нибудь шел за ним и через щель заглядывал в уборную. Больше всех уделял ему внимание добрый и заботливый праведник ешивы Ошер-Лемл-красничанин. Но когда прошло несколько месяцев, а купишкинец ничего больше не сделал, естественно, ослабло и внимание приставленной к нему охраны. В Малый Судный день во время чтения «Отец наш, Царь наш!» даже Ошер-Лемл-красничанин забыл о купишкинце. И тот воспользовался этим и в третий раз попытался наложить на себя руки.

Каждый произнес про себя благословение «О чудесах» [180] «Аль а-нисим» ( древнееврейск. ) — благословение, обычно произносимое во время молитв в праздники Ханука и Пурим. в благодарность за то, что успели спасти купишкинца. После чего его стали усиленно стеречь. Прежде глава ешивы реб Симха боялся, как бы Нарев не узнал и не сказал, что мусарники свели парня с ума; теперь он боялся прямо противоположного: как бы не сказали, что парень свихнулся, а мусарники не ведут его к докторам. Реб Симха Файнерман чувствовал, что стареет и седеет. Семестра со столь многочисленными беспокойствами у него еще не было. И ведь не случайно, что все эти беды происходят именно с учениками реб Цемаха-ломжинца с тех пор, как он вернулся в ешиву. Это значит, что его возвращение с покаянием не было по-настоящему возвышенным событием, если из-за этого происходят такие беды. Из Геморы нынешней субботы мы знаем, что «праведные дела продвигаются через праведного, а грешные дела — через грешного…» [181] Вавилонский Талмуд, трактат «Таанит», 29:1. . Товарищи Шимшонла-купишкинца снова шушукались в синагоге, на кухне и на квартирах: