Геннадий Головин - Стрельба по бегущему оленю

Был уже вечер. Улица, куда выходило окно комнаты смотрителя, была боковая: народу проходило мало, машины проезжали редко.

Тимур дождался, когда внизу не будет никого, и, балансируя руками, пошел по толстому суку к стене музея.

Сук пружинил, но почти не сгибался под тяжестью мальчика.

Достигнув окна, Тимур толкнул раму и полез внутрь.

Он не заметил, как разомкнулись клеммы сигнализации, укрепленные на стекле и на неподвижной части рам.

В отделении милиции на пульте сработала сигнализация: замигала лампа, гугниво заголосил зуммер.

Тимур, руками ощупывая мебель, натыкаясь в темноте на стулья, двигался по комнате.

Первым делом он выдвинул ящик письменного стола, достал папку и взял свиток, лежавший сверху. Сунул за пазуху.

Потом подставил стул и стянул со шкафа один из мешков с перхлонесскими монетами.

Выглянул в окно, собираясь вылезти, и замер: внизу, помаргивая проблесковым огнем, стояла патрульная милицейская машина.

Он выскочил в зал, подкрался к лестнице.

Силуэт милиционера отчетливо читался на матовом стекле старинной двери музея.

Тимур понял, что он в ловушке.

Смотритель, торопливо натягивая пиджак, вышел в сопровождении милиционера из подъезда дома, в машину. Машина рванула, тотчас начав завывать сиреной и тревожно мигая фонарем на крыше.

Тимур подергал дверь черного хода. Закрыто. Опять выглянул в окно. Машина стояла на прежнем месте, и по-прежнему работала мигалка. Но людей не было видно. Снизу донеслось громкое бряцанье отпираемых замков. Тимур заметался.

Деваться было некуда, и он стал выбираться тем же путем, каким и проник в музей. Он двигался как можно более осторожно. Машина мигала фонарем в двух метрах под ним. Если бы тихонько удалось спуститься, он, пожалуй, смог бы незамеченным исчезнуть с места преступления.

Однако «потихоньку» не получилось: сук, за который он схватился, собираясь сползти по стволу, оказался трухлявым. Раздался треск.

Тимур с оглушительным грохотом брякнулся на крышу «газика».

Милиционер, сидевший за рулем, пригнул голову, стал рвать пистолет из кобуры.

Крыша, спружинив, отбросила Тимку далеко в сторону.

— Стой! — заорал милиционер, пытаясь распахнуть заклинившую дверь.

Тимка поднялся и бросился наутек, прихрамывая и слегка заваливаясь набок. Сандалии его издавали в тишине улицы оглушительную чечеточную дробь.

Из мешка, прорвавшегося при падении, нечасто посыпались монеты.

Заработали милицейские рации.

Сосредоточенно пыхтя, водитель «газика» устремился вслед за Тимкой.

Другие милицейские машины стали стягиваться к центру города, блокируя район музея.

Несколько раз Тимур вынужден был давать задний ход, обнаруживая, что улицы, переулки и лазы, которыми он хотел воспользоваться для бегства, уже перекрыты милицией.

Смотритель музея задумчиво рассматривал раскрытую папку на столе, перебирая свитки, лежащие там. Свитков было теперь не пять, а четыре.

Затем он поднял голову и обнаружил, что на шкафчике вроде не хватает одного мешка с монетами. Встал на стул, пересчитал — так и есть. Дознаватель с блокнотом в руке смотрел на него ожидающе.

— Здесь тоже ничего не тронуто, — сказал смотритель. — Должно быть, похитителя вы спугнули. Все на месте!

Милиционер, по виду типичный цахец (черная кудлатая шевелюра, туповатый взгляд и длинные штопором усы), стоял на вверенном ему посту, перекрывая узкий проулок, круто уходящий к морю.

Тимур глядел на него, затаившись в тени кустов.

Длинноусый милиционер бдительно оглядывал пространство перед собой.

Вдруг простенькая колыбельная мелодия зазвучала в ночи.

Усатый разнеженно улыбнулся, глаза возвел к небу, внимая этим дорогим сердцу звукам.

Мелодия все звучала и звучала: ее источник, казалось, потихонечку перемещается в темноте.

Усатый стоял, вольготно привалившись спиной к стволу дерева, глаза его смотрели вдаль и ввысь. Обильные слезы текли по растроганному лицу, застревали в усах.

Тимур, на цыпочках ступая, прокрался поодаль от него — юркнул в проулок. В фонарном свете осталась поблескивать кривоватая монета. Вздохнув, усатый очнулся от наваждения. Вытер слезы с лица, светло заулыбался.

Затем, спохватившись, вновь бдительно и сурово устремил взгляд в темень перед собой.

Тимка, воровато озираясь, запрятал мешок в копешку сена возле дома.

…Он сидел на берегу бухточки и смотрел на другой ее берег, где светились окошки спортбазы, двигались тени, слышались голоса.