Евгений Комарницкий - Эныч

— Красная Шапочка, — уточняет Борисов.

— Вот-вот. Омерзительнейшее явление. Запад пытается развратить не только сердца и умы, но и… Что вы хотели?

Сурков смотрит мимо Борисова. Борисов слышит за своей спиной голос:

— Михаил Андреевич! Прилетел Жак Миттеран. Просится на прием.

— Миттеран… Миттеран, — припоминает Сурков. — Эфиоп?

— Да нет. Из французских левых.

— Пусть подождет. Скажите, приму позднее… Каждый день кто-нибудь прилетает. Всем необходимо деньги подавать. Задумайтесь, товарищ секретарь горкома. Бюджет не резиновый.

— Обкома, — осторожно поправляет Борисов.

— Обкома-обкома. Задумайтесь, товарищ секретарь!

На лбу у Борисова образуется складка. В глазах — озабоченность в связи с ограниченными возможностями бюджета. Сурко встает, отправляется к холодильнику. Снова пытается отворить дверцу. На этот раз дверца открывается.

— Ну вот. Хорошо, — говорит Сурков. Достает из холодильника красное пасхальное яйцо. Вертит его в руке, хмурится, спрашивает у яйца — Сын Дядин Воскрес? — Нюхает яйцо. — Ффуу!. Воистину Воскрес! — Захлопывает дверцу, идет назад, садится. Пронзает Борисова взглядом. — Новое время. Новые условия борьбы. Новые враги. И новые задачи. На данном этапе мы разработали, например, следующий метод: перехватываем любое начинание Запада, любую их инициативу и с помощью мощного пропагандистского аппарата используем на благо нашей великой цели. Для наглядности: смехотворная буржуазная кампания в поддержку прав человека. Чего добилась эта кампания? Ничего. А нам она дала многое. У нас теперь гораздо лучше знают, как на Западе попираются права человека. Или же возьмем пресловутые призывы к бойкоту нашей Олимпиады. Запад и здесь сядет в калошу. Оттуда к нам играть все равно приедут. А вот к ним на следующую Олимпиаду полмира не приедет, это я вам обещаю, — Сурков выдвигает ящик стола, достает таблетку. Кладет в рот, сосет. — Одним словом, что бы наши враги не предпринимали, победа будет за нами. Потенция строителей коммунизма неиссякаема. Хотите пососать? Нет?.. Западные же политиканы слепы и беспомощны. — Сурков задвигает ящик. — Вы должны это твердо усвоить и никогда не теряться перед лицом преходящих трудностей.

— Понимаю, Михаил Андреевич, — Борисов потирает лоб. — А что вы посоветуете мне, как первому секретарю обкома, предпринять в сложившейся у нас конкретной ситуации?

— В первую очередь, усиливайте популяризацию нашего великого учения в самых широких массах.

— Михаил Андреевич, я позволю себе… мне хотелось бы вам напомнить о поведении товарища Плухова… о недостойном коммуниста поведении.

— Сместим. Ждите решения Политбюро, — на впалых щеках Суркова вспыхивает по нездоровому розовому пятну. — Возвращайтесь к себе и работайте… Как вы сказали? Пухов?

— Плухов, Михаил Андреевич. Плухов.

— Сместим.

Борисов закрывает папку. Сурков встает, протягивает ему руку.

— Передайте от ЦэКа и от меня лично большой привет Виктору Вильямовичу Голицину, а также, — мои наилучшие пожелания всем партийным работникам вашего города и области. Напоминаю, что дверь открывается на себя. Вам пора.

Борисов бережно пожимает старческую руку.

— Благодарю, Михаил Андреевич. Будьте уверены: сделаем все, что в наших силах.

Сурков кашляет. Борисов поворачивается, идет к двери. Тянет на себя ручку. Дверь неподвижна. Борисов тянет ручку сильнее. Слышит раздраженный голос Суркова:

— Я же предупреждал вас. Дверь открывается наружу. Это значит, что ее надо толкать от себя.

Эныч, заложив руки за спину, неторопливо прохаживается по камере, поглядывая время от времени на матово-тусклую зарешеченную лампочку. Лежащий на своей «шконке» Кувякин, следя за тенью Эныча, тихо насвистывает мелодию из кинофильма «Семнадцать мгновений весны».

— Что лежишь? — говорит ему Эныч. — Походи. Погуляй.

— Мы с тобой уже погуляли, гражданин Энов, — хмыкая, отзывается Коля. — Как вот теперь будем выкручиваться?

— А чего мне выкручиваться? — Эныч останавливается. — За мной вины нет. Пожарник — это твой знакомый.

— Да-а, — Коля плюет на пол, — подложил нам свинью Константиныч. И что же теперь будет?

— Кофе с какао.

Эныч снова шагает по камере. Заметив ползущего по серой цементно-острой стене клопа, давит его большим пальцем. Отерев палец о брюки, замечает другого клопа и направляется к нему.

— Погоди давить, — просит Коля. — Я на него загадал. Если от тебя убежит, то…