Руди Данциг - В честь пропавшего солдата (1984-1985)

Неотвратимость этого момента, который я неожиданно чётко начинаю ощущать, заключена во всём, окружающем меня: в ветре, своими порывами прижимающими высокую траву к земле, в сумрачном вечернем небе, в полной ожидания деревенской тишине и в двух тёмных фигурах, стоящих теперь неподвижно. Я хотел защититься от моих фантазий и снов, но всё равно оказался полностью беззащитной, жалкой и слишком легкой целью для них. Будто чувствуя, что я прячусь в дверях, Мем неожиданно оборачивается и смотрит на меня, делая при этом строгое лицо. Она делает несколько шагов к дому и кричит, в попытке прошептать:

«Ты всё ещё стоишь там в нижнем белье? Давай, одевайся побыстрей, они почти подошли».

Я стремительно несусь назад, в комнату, и, затаив дыхание, натягиваю штаны, борюсь с пуговицами, и оставляю рубашку наполовину расстегнутой.

«Да оставь ты свои носки», — говорит Диет, замечая, что я хочу нагнуться. Она сидит в своём алькове, и с любопытством и некоторым уважением следит за моими лихорадочными действиями: я чувствую, что стал центром внимания, что я сегодняшним вечером играю главную роль в семейных делах, она словно поняла, что эта незавершённая история движется к своему концу.

Первой мыслью, которая приходит мне в голову, когда я вижу, как молодо и подвижно она перелезает через забор, что она совсем не выглядит голодной или больной, и я чувствую себя, вследствие этого, несколько разочарованным и обманутым. Обеспокоенно, с лихорадочными движениями, подходят обе женщины к Хейту и Мем; я вижу, как они говорят между собой и неуверенно чувствуют себя в траве, без обычной мостовой под ногами.

Я узнаю свою маму — её движения, её причёску, её жёлтое платье. На обеих женщинах летняя, пёстрая, светлая одежда, раздуваемая ветром.

«Мама», — думаю я, но, неожиданно, звук её девичьего голоса настигает меня, и на мгновение я теряю контроль над своим телом и писаюсь в штаны. В отчаянии я скрючиваюсь и зажимаю ноги вместе.

«Ах, боже мой! — Я слышу, как говорит Мем, когда небольшая фигурка в жёлтом платье подходит к ней. — Как хорошо! Так это вы — мать Йеруна?»

Вдалеке, над пасмурным горизонтом, слышится невнятное рычание грозы, будто там всё ещё продолжается война, а над безлюдной дамбой светлеет безоблачное небо. Я чувствую, как спускаются вечерние сумерки, и воздух наполняется танцующей мошкарой. Я вижу встречу, рукопожатия, смех, восхищённое удивление, выражающее: мы здесь, мы нашли его!

Неожиданно все они вчетвером, словно по команде, разворачиваются и идут к дому. Я слышу их шаги по траве.

«Убежать, — думаю я и делаю шаг назад, — назад, в постель, лучше, чтобы встреча случилась завтра».

«Йерун, подойди, это твоя мать. Она тут».

Голос Мем, словно труба, раздаётся в вечернем воздухе.

«Что же мы так стоим? — Кричит она и добавляет, будто бы извиняясь: — Он уже был в постели».

Я не двигаюсь и жмусь к стене. Я никак не могу поверить во встречу, которую я ждал почти год. Я смотрю в пол и не могу пошевелить ни одной ногой.

«Что это с ним такое стряслось? Наверное, он немного смущён, потому что всё это так неожиданно произошло».

Мем с нежным напором подталкивает меня в направлении входной двери, я чувствую её большие, тёплые руки, спокойно и твёрдо обретающиеся на моих плечах. Снаружи стоит моя мама, и, одновременно незнакомка, та, кого я знал когда-то давно и очень далеко от этого места.

«Привет», — говорю я и подхожу к ней.

«Здравствуй, мама».

Она обнимает меня, целует, прижимает к себе и говорит сдавленным голосом: «О, как ты вырос и возмужал. Ох, мой мальчик, ты выглядишь так хорошо, так сильно вырос!»

Я узнаю мелодичный тон её голоса, полный эмоций, точно такой, каким она говорила дома, когда назревала размолвка, или неожиданно вспыхивал спор с папой.

«Не плачь, — думаю я, — пожалуйста, не плачь, только не здесь».

Но она и не плачет, её глаза сияют и светлый локон её волос из-за ветра танцует надо лбом.

Я вижу её радость, я чувствую, как она вызывает во мне трепет, словно я хочу убедиться, насколько сильна наша привязанность. Она снова сильно прижимает меня к себе, и теперь я вплотную ощущаю мягкую округлость её живота и изогнутую линию бёдер. Знакомый запах её одежды попадает в мои ноздри и переносит меня в наш дом, на нашу улицу. Я вижу нашу спальню, кухню, балкон, лестницу. Я машинально обнимаю её, но как-то неловко и неестественно. Когда я поворачиваю голову чуть в сторону, то вижу Хейта и Мем, которые с потерянной улыбкой одеревенело стоят в дверях рядом друг с другом и совсем не знают, как им поступать в этой ситуации. Когда я встречаюсь взглядом с Мем, то она ободряюще кивает мне, смотря нежными, беспомощными глазами, и поднимает подбородок, словно отчаянно пытается подавить чих.