Мейнт прикладывает снаружи лицо к окошку и издаёт недвусмысленные звуки.
«Сральник», — смеётся он.
Обиженный, я захожу в дом.
«В какой час мы обедаем?» — смеётся Мем.
«У тебя ещё хлеб вниз не опустился, ради разнообразия нужно сделать паузу».
Я смотрю на часы: восемь сорок пять. Ещё час.
В гавани я держусь поодаль от Мейнта, копающегося среди сложенных ящиков на другой стороне. Я должен постараться уйти незамеченным, когда он не будет смотреть — я спрячусь. Мои ноги, свесившиеся с причальной стенки, отражаются в морской воде, в гавани душно и безлюдно. Время от времени, когда ветром захлопывается дверца маленького сарая, то это звучит ружейным выстрелом в тишине.
Мейнт кричит и торжественно поднимает вверх банку, которую он палкой выудил в гавани. Из неё сыплется песок.
«Нашёл! Теперь идём ловить лягушек».
Если мы вернёмся к дому, то я не смогу больше уйти; я беру банку и ложась на живот, зачерпываю ей воду.
«Протекает, у неё дырки в стенках. Мы не сможем её использовать».
Я хочу забросить её в воду, но Мейнт вырывает её из моей руки.
«Эй, парень, я замажу дырки смолой».
Он идёт к сараю и исчезает за громыхнувшей дверью. Я не иду за ним, а бегу мимо приземистого строения в сторону небольшого холма, за которым падаю и прижимаюсь к земле. Мейнт зовёт меня, сначала за сараем, а затем и рядом с местом, где я прячусь.
«Где ты, в конце концов? Давай, выходи, я заделал банку».
Почему бы мне не пойти с ним ловить лягушек и играть в канаве?
Мне надо удержаться и не поднимать голову. Когда я слышу стук его сабо, я прижимаюсь к траве: он исчезает за дамбой и я поднимаюсь из пыли, бегу через голое, открытое поле в направлении Моккебанки. Я не знаю, рано ещё или уже поздно, но я убежал от Мейнта, от лягушек, от решения вернуться домой.
Накатывающие и отступающие волны обнажают серый песок берега в Моккебанке. Над ним, словно бумажные обрывки, носятся чайки, — они поднимаются вверх, плывут по ветру и снова ныряют вниз. Я карабкаюсь на забор и осматриваюсь: ни души. Напряжённо я разглядываю песчаный берег вдали, возможно, что он уже там. Загорает или плавает.
С противоположной стороны забора я соскабливаю грязь с моих сабо.
Может он не смог, или был здесь и уже ушёл? Солнце разбивается в море на яркие осколки. Я сажусь у подножия дамбы на траву и щурюсь на яркий свет. В траве живут звуки, сверчок стрекочет в моих ушах; звук его тонкий и звонкий — словно вибрирующая на солнце нить.
Просыпаюсь я от камня, упавшего рядом со мной в траву. Волт лежит невдалеке в траве и смотрит на меня. У меня кружится голова, земля полнится шумом, кажется, вся природа оживает. Волт ничего не говорит, он свистит — я узнаю мелодию — и переворачивается на спину.
Я было подумал, что мы подбежим друг к другу; он, также как вчера, будет радоваться моему появлению.
Вместо этого мы идём через заболоченный луг к морю. Он большими шагами переносит меня через топкие места, прижимая при этом мою горящую руку. Безвольно и молча вишу я в воздухе — опустит ли он меня вниз? Неожиданно он останавливается, поворачивается и неделикатно пихает меня в камыши.
Два велосипедиста едут по дамбе, на расстоянии мне слышен скрип педалей и обрывки разговора.
«Ssst. Don’t move, — говорит он и заталкивает меня ещё глубже, — wait». [38] Тссс. Не шевелись, подожди ( англ. ).
Он смотрит на приблизившихся велосипедистов, его рука успокоительно постукивает по моему колену.
«Kiss me» [39] Поцелуй меня ( англ. ).
.
Мы сидим там ещё некоторое время, затем он несёт меня до первой песчаной отмели и опускает под защиту камышовых зарослей. Словно исследуя, он держит меня в объятиях, смахивает волосы с моего лба и щиплет меня за нос. Затем он снимает деревянные башмаки с моих ног, притягивает к себе между коленями и выпятив губы, целует мой пересохший рот. Он задирает свою одежду вверх и кладёт мою руку на свой обнажённый центр, тёплую выпуклость под моими пальцами.
«You happy? You like?»
Он закрывает глаза, когда говорит мне это. Я боязливо держу свою руку на месте, куда он её приложил, в то время как его рука нежно двигается у меня между ног до тех пор, пока моё тело не отвечает; я чувствую, как мой член поднимается под его прикосновением и вытягивается вдоль его ладони, разворачиваясь в сторону.
«Jerome, come on».
Он говорит тихо, словно укладывает меня спать и прижимается к моим губам. Я предоставляю себя его власти и пребываю в напряжении, потому что его рука всё ещё массирует и щиплет меня.
Читать дальше