Руди Данциг - В честь пропавшего солдата (1984-1985)

Снова и снова мои глаза возвращаются к этому блестящему лицу, которое беззаботно строит мне глазки.

Солнце скрывается, холодает и становится неуютно; переговоры на дороге, которым, казалось, нет конца, прекратились, солдаты разошлись и рассаживаются по автомобилям.

Наконец-то! Мой солдат радостно усаживается за руль и трогает холодной рукой меня за щеку.

«Cold!» [16] Холодно ( англ. ).

Он нажимает на сигнал, издающий адский шум и немедленно получает ответ от других машин, пронзительно разносящийся в неподвижном воздухе.

Когда они проезжают мимо нас, кто-то пронзительно свистит и барабанит по крыше нашей машины, от чего я резко вздрагиваю.

«So long!» [17] Пока ( англ. ).

Тишина устанавливается между деревьями, мы снова одни. Солдат открывает пачку сигарет и держит её перед моим носом.

Я, курить? Он ухмыляется и закуривает. Запах мокрой одежды и сигарет заполняет кабину и вгоняет меня в сон: пора возвращаться домой.

«Tomorrow?» [18] Завтра? ( англ. ). — спрашивает он тогда.

В ответ на мой непонимающий взгляд он указывает на свои часы и пальцем делает круг.

«Tomorrow», и снова этот жест, «you», палец указывает на меня, «me», палец указывает на него, и он делает движение, словно крутит рулём.

«Утром, — думаю я, — вернёмся», и я колеблюсь. Все это хорошо, но лучше не надо.

«Tomorrow-tomorrow, — два круговых движения вокруг часов, — Jerome, Wolt, yes?»

Когда же я даю ему понять, что не понимаю его, указывает на свой рот и делает жест отчаяния. Он пробует снова, но я устал и чувствую себя вялым и апатичным. Мне хочется домой.

Он вытаскивает из кармана карту и изучает её, разложив на моих коленях. Мы возвращаемся, и, кажется, нет конца окружающим домам, лесам, водоёмам. Возвращаемся ли мы в Вамс? Когда мы сворачиваем на узкую боковую дорогу, солдат внезапно начинает свистеть. Между деревьями появляется небольшое здание, напоминающее нашу воскресную школу. Он останавливает машину у дома, выскакивает и помогает мне слезть.

«Come», — говорит он, когда я не решаюсь, и спускает, словно малыша, на землю, ведёт меня в сторону дома, в сухое место под карнизом рядом с водосточной трубой и делает знак подождать. Он достает из машины несколько коробок и исчезает за углом. Машина издаёт тикающие звуки, жесткие и сухие, аккомпанемент для листьев, шелестящих под дождём. Хотел бы я знать, который сейчас час…

Вскоре раздаются громкие голоса с верхнего этажа, прерываемые коротким смехом. Я узнаю голос Волта. Нигде не видно ни одного человека, время от времени раздается треск веток и пахнет влажным мхом, землёй и грибами. Я с удивлением вслушиваюсь к всплескам веселья в доме: не забыл ли солдат, что я жду его и хочу вернуться домой?

Я иду к задней части дома. Дождь прекратился, но с крыши капает, и на гравии большие лужи. Светлое солнечное пятно падает на стену, и в этот момент кто-то наверху распахивает окно, яркий отсвет от которого отражается в мокрых от дождя верхушках деревьев. Как долго он ещё пробудет там наверху?

За домом растут несколько запущенных кустов, и скрытый среди них потерянный гиацинт загорается синим цветом. Поодаль стоит деревянный сарай, а чуть дальше ещё одна такая же зелёная машина. За сараем есть ещё и железная дорога, выглядящая заброшенной, заросшая травой и бурно разросшимися сорняками. Между деревьями стоит тишина. Стараясь не шуметь, я пробираюсь через хрустящий гравий и сажусь на подножку машины. Может мне убежать?

Звуки наверху умолкли, теперь я слышу лишь ритмичные, лёгкие стуки, перемежаемые звоном колокольчика.

«Jerome?»

Солдат стоит у задней части дома и манит меня к себе; мы идём за сарай. Снова пошёл дождь, и я прижимаюсь к дощатой стенке, а солдат выходит на пути и балансируя на рельсе, закуривает сигарету. Удержав своё тело в равновесии, он пристально смотрит на меня. Что мы здесь делаем, что это за детские игры? Я ощущаюсь смесью нетерпения и скуки.

Неожиданно он щелчком отправляет сигарету в кусты и присаживается на корточки передо мной. Я не могу отвести взгляд, пытаюсь улыбнуться, но ощущаю только нервные, неуверенные движения своих губ. Что ему нужно, он издевается надо мной? Он быстро встает, смотрит на сарай и быстрым движением притягивает меня к себе. Парализующий страх охватывает меня, мои пальцы немеют и всё окружающее заслоняет ослепительная ярко-белая завеса. Моё тело сжимается, словно собирается исторгнуть истошный вопль, но ничего не происходит. Я ощущаю грубый материал мундира на своём лице и чувствую горький запах дождя и металла. Одеревеневший и напряжённый, стою я в его неумолимом объятии; он может убить меня здесь у сарая, он может задушить меня или зарезать, и я ничего не смогу поделать. Затаив дыхание, застыв, стою я, парализованный произошедшим.