Руди Данциг - В честь пропавшего солдата (1984-1985)

«Ты видел Янси без одежды?»

Я притворяюсь, будто ничего не слышу и вычищаю грязь из-под ногтей.

«Когда её бельё намокло, то было видно всё. Или ты не смотрел?»

Он достает свой писюн и затем с широко расставленными ногами писает из высокой травы в море.

«Видел, как далеко у меня получилось? Мускулы, мой мальчик». Он сгибает руку и напрягает её, а затем довольно щиплет вздувшийся бицепс.

Когда мы купались впятером, то делали это в белье, и сейчас Ян и я стараемся высушить бельё перед тем, как пойти домой.

Поднявшись на холм, я надел рубашку; майка уже высохла. Мне кажется странным быть полураздетым перед чьими-либо любопытными глазами.

Раньше, когда он ловко, по лягушачьи двигая ногами, плавал, а затем отфыркивался и тряс головой, он всё время подшучивал над тем, какой я тощий.

Янси и Мейнту было неловко плескаться на мелководье, и я остался рядом с Пики, которая, цепляясь за камни, подбиралась все ближе и ближе к воде. Каждый раз при прикосновении воды к её ступням она визжала и пыталась привлечь наше внимание к себе. Я смотрю на блестящие руки и ноги Яна, когда он мокрый вышел из воды и подошёл к нам. Все части его жилистого тела говорили о силе и уверенности. Я удивленно и завистливо заметил, что он перенял манеру поведения мальчиков постарше и демонстрировал, как он умеет плавать на спине. Он подошёл к нам и умело высморкался одной ноздрей.

«Давай, иди сюда, — сказал он. — У тебя ноги как у аиста».

Он схватил меня и затащив в воду, попытался нырнуть, крепко прижав колено к моей груди. Я вырвался и, полузадохнувшийся, рванул к берегу.

«Видите, вон там», — Ян махнул рукой в сторону моря, где на расстоянии виднелись два круглых предмета, высовывавшихся из воды.

«Это колёса самолета. Английского. Ветчинники, немцы подбили. Пилоты по-прежнему в нём!»

Я поворачиваю голову. Пятнадцать минут мы ещё плещемся в воде, и, наконец, Мейнт, указывая на загадочные предметы в воде, спрашивает:

«Может доплывём?»

Конечно, никто не осмеливается. Даже Ян.

В моем воображении я вижу двух англичан, сидящих вниз головой в воде, в летных шлемах с очками, как в кино.

Они колышутся и раскачиваются под воздействием морских волн, словно водоросли.

Один ещё держит штурвал, его рот открыт, а вокруг плавают рыбы. Его глаза за стёклами очков наблюдают за берегом и видят наши ноги, резво шлепающие по воде…

Ян неспешно переворачивает рубашку в траве.

«Теперь немного солнца на шкуру…» Он шлёпается вниз, растягиваясь в высокой траве, его коричневые колени торчат из зелени, глаза щурятся на солнце.

«Завтра воскресенье, — поёт он. — Завтра будет лень». Он поворачивается на живот и вытягивает руки и ноги.

Я завидую ему, что он может вот так не думать об Амстердаме, и чувствует себя в этой обстановке как дома.

Мне хочется поговорить с ним о нашей улице, наших друзьях, но я не решаюсь. Он может язвительно ответить и посмеяться надо мной.

Как-то раз я отправился в Шарль, чтобы увидеться с ним, потому что его неделю не было в школе; женщина, встретившая меня, крикнула: «Ян, к тебе гость из Амстердама!» Он вышел в синем комбинезоне и в грязных ботинках. Его руки были покрыты ссадинами, и смешную шляпу он сдвинул на затылок, что придало ему дерзкое, почти взрослое выражение.

«Здравствуй. Что ты здесь делаешь?» Он посмотрел на меня немного недоверчиво, словно не знал, что у меня в голове.

«Ничего особенного. Я был поблизости и подумал, что можно посмотреть, как здесь живёт Ян». Я сказал всё это извиняющимся тоном, как будто сделал что-то не совсем правильное.

Мы стояли на широком, залитом солнцем, дворе, где Ян прилежно и быстрым движением вырвал несколько сорняков между камнями, словно был мастером этого дела. Я неожиданно сильно почувствовал себя мальчиком из города. Да, что я действительно делаю здесь, что хотел? Ян тут был другим, неразговорчивым и повзрослевшим. Он стоял, засунув руки в карманы и оглядывался, как самый настоящий фермер.

В Лааксуме я часто думал о Яне, таинственном, недоступном Яне, мальчике с моей улицы.

Мы должны будем рассказать уйму всего, когда мы снова встретимся с нашими родителями, с друзьями на нашей улице, как плохо нам было здесь…

«Хочешь увидеть конюшню?»

Мы прошли через высокие двери в сарай, и Ян начал ворошить сено. В одном углу была привязана коза, которая нетерпеливо дергалась на привязи и время от времени издавала звуки, похожие на плач ребёнка. Ян присел на корточки рядом с ней и прикоснулся к её вымени.