Перед участком стоял изрядно потрепанный внедорожник, на корпусе его имелись следы от автоматной очереди, крыша была дырявая, зато ключи оставались в замке зажигания и мотор работал. Я уселся за руль и погнал прочь из Табки в сторону округа Ракка. В этот момент протяжно завыла сирена ПВО, послышался рев мотора в небе, но самого самолета я не видел – только бы он не бомбил дорогу!
Пока я высматривал самолет в закопченном небе, немного отвлекся и не заметил две машины, стоявшие поперек, преграждая дорогу на Ракку. За машинами прятались люди, они открыли по мне стрельбу из автоматов. Круто вывернув руль, я съехал с дороги и, едва не перевернувшись, помчал в глубь бескрайней пустыни, где не было ни дыма, ни огня, ни бомб, и вообще ничего, кроме песка. Пули метались, словно огненные пчелы. Сначала разлетелось стекло со стороны правого сиденья, потом я услышал, как посыпалось заднее стекло, одна из пуль ударилась в торпеду и пробила бардачок, из бардачка рекою потек арак, по салону разлился сладкий запах винограда и спирта.
Левое плечо мое какого-то черта жутко зудело, мне хотелось почесать его, но я не мог держать руль одной рукой, потому что на хвост мне пристроилась иранская легковушка. А когда легковушка отстала, я почесал плечо, и ладонь стала липкой от крови.
Я в колючем мокром мешке, в пещере, в засыпанной катакомбе, на дне колодца с черной водой. Я нырнул слишком глубоко, мне не хватает воздуха, легкие наполняются водой. Я с отцом на зимней рыбалке, мы рыбачим в проруби, отец говорит:
– Осторожно, только не упади, не провались в прорубь.
– Ты достанешь меня?
– Я не могу, меня здесь нет. Будь осторожен, сом может утащить тебя под воду, если клюнет – кидай удочку…
– Если я кину удочку, то сом унесет ее с собой, и ты будешь ругаться. Ты скажешь, что я безрукий?
– Скажу. – Отец улыбается. – Помни, меня здесь нет.
– Неправда, – говорю. – Я тебя вижу, папа.
– Не видишь. Это фокус.
– Фокусов не бывает. Фокусы – это обман.
– Еще как бывают, смотри…
Удочка в моих руках начинает дергаться, я упираюсь ногами в лед и молюсь про себя, чтоб это была какая-нибудь рыбешка, или мусор, или коряга. Удочка затягивает меня в прорубь.
– Что мне делать? – спрашиваю я.
– Ты боишься? Не бойся, – отвечает отец. – Ты уйдешь сам.
– Куда уйду?
Я проваливаюсь в прорубь, но вода не холодная, вода – кипяток.
– Ты сваришься, как рак! – хохочет на поверхности отец.
Я вижу его высокие рыбацкие сапоги и двухлитровый обшарпанный китайский термос для кофе. Свет удаляется. Рыба тянет меня на дно.
– Только не потеряй удочку! – кричит отец. – Не потеряй ее! Это моя любимая удочка! Так и знал, что тебе ничего нельзя доверить!
– Можно! – кричу я, и кипяток вливается в мою глотку.
Мать прикладывает ладонь к моему лбу.
– Он весь горит, – говорит она отцу.
– Будем вызывать врача? – спрашивает отец.
– Да, я боюсь, он сам не справится.
Неприятная шершавая ладонь матери действует без спросу. Ненавижу, когда она меня трогает, врывается в мое личное пространство. Вонючее козье молоко, серый плед – высохшая человеческая шкура на тумбочке… Что вы сделали с моей тумбочкой?! Кому все эти лекарства… КОМУ?! Выкинь термометр, он врет. Разве ртуть знает больше, чем я? Кому ты веришь больше, мне или хрустящей в стеклянных венах ртути, ма?
– Пожалуйста, – бормочу я. – Только не врача, только не врача, мне уже лучше, намного лучше. Еще денек, еще один денек полежу и пойду в школу… обещаю…
– Кто за тобой будет смотреть? – спрашивает отец. – Нам работать нужно, а не с тобой возиться. Все, достал уже, я звоню в «Скорую»…
– Мама, убери руку, УБЕРИ ЕЕ, УБЕРИ! – кричу я. – Какая у тебя горячая рука, мама…
Она вздыхает и накрывает меня с головой одеялом. Опять становится тяжело дышать. Я дышу, будто через узкую соломинку. Не могу сделать полный вдох и пошевелиться тоже не могу. Ни ногой, ни рукой.
– Участковый врач приедет через час, – говорит отец с кухни.
Он не врет, он не умеет врать. Я слышал песнь дискового телефона. Я знаю: он действительно позвонил врачу.
– Я тебя ненавижу! – кричу я отцу, но крик проглатывает кашель. В глотке дерутся ежи. Как они туда заползли, господи? В голове когтями скребутся кошки, у меня чешутся уши внутри и чешется глотка, и плечо ужасно зудит…
– Помогите, – тихо прошу я.
В комнату заходит врач. Мама постоянно вздыхает. Все женщины дуры – они только и делают, что сожалеют да вздыхают. Мама говорит:
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу