Максим Матковский - Попугай в медвежьей берлоге

Спросишь:

– Привет, как день прошел?

Ответит:

– Отлично, задница в тепле, яйца не мерзнут!

Казалось бы… Только так и стоит переводить брань инженеров, по-другому они бы не нашли общего языка и все бы закончилось дракой, что нередко случалось до меня на станции. Милый директор обожал распускать руки, он мог бить кулаком в нос, он мог душить, несмотря на свой преклонный возраст, он обладал богатырской силой. Кроме этого, если бы я перевел матерщину, они бы сосредоточились не друг на друге, а вымещали бы злобу на мне, ведь кто говорит грязные слова о родственниках и половых органах?! Переводчик! Это из его уст льются гнусные слова! Уверяю вас, однажды я переводил дословно их треп, и они чуть не избили меня, забыв в приступе ярости, что я всего лишь ручной попугайчик, послушная собачка!

Заместитель генерального директора тотчас связался с генеральным директором. Кто только не приехал на станцию Баас! И пожарные, и полиция, и тайные агенты, и специалисты других станций, и директора! И все кому не лень! Был настоящий скандал, арабы обвиняли украинцев, украинцы обвиняли арабов, мне удалось разнять драку между главным инженером Бааса Аббудом и главным инженером контракта Бозылевым. Они орали, словно у них поехала крыша, скакали, словно бойцовские петухи, брызгали слюной, тыкали факи и дули, обещали проделать нечто невообразимое с анальными отверстиями друг друга! А все из-за какой-то тонкой ниточки дыма, которую-то и рассмотреть уже невозможно, дым исчез, но ссора не утихла. Отчаявшись примирить стороны, я отошел в тень. Вместе с Мусой мы наблюдали за вакханалией и посмеивались. Муса меня спрашивал:

– Как думаешь, вон тот толстый побьет того тонкого? Как думаешь, вон тот высокий побьет того карлика? Как думаешь, вон тот лысый побьет вашего рыжего? Как думаешь, вон тот косой побьет того кривозубого? Как думаешь, вон тот выпачканный в мазуте отметелит вон того выпачканного в краске?

Мы сделали ставки, мне не повезло, и я проиграл Мусе пятьсот лир.

– Сегодня я угощаю пивом, – сказал Муса и сунул пять синих соток в нагрудный карман галабеи.

Тем временем конфликтующие уже забыли об изначальной причине конфликта. Арабы обвиняли украинцев в воровстве и пьянстве, украинцы обвиняли арабов в непрофессионализме и онанизме. Наконец, генеральный директор поднял руку и крикнул:

– Хватит! Молчать!

И все разошлись, пожарники и полиция уехали, милый директор подошел ко мне и закурил хамру, до самого вечера с его губ не сходила улыбочка. Он обожал спорить, драться, ругаться – в конфликте он чувствовал себя как картошка в борще.

– Чего это вы тут стоите, пидоры? – дружелюбно поинтересовался он.

После такого отвратительного денька я и отправился на старый рынок за продуктами. Торговцы практически разошлись, мне удалось купить яблок, сыра, пару лепешек и домашнего лябана. Мясные лавки закрылись, и яиц нигде не было.

Я взял такси и поехал с нехитрым провиантом домой. Расплатившись с таксистом монетами, я вышел из машины и увидел грустного специалиста Валика. Молодой паренек двадцати пяти лет выглядел намного моложе своих лет, я бы дал ему восемнадцать. Честный работяга, свинства и обмана я за ним никогда не замечал, возможно, мы бы и сдружились с ним, но он упахивался на станции, как лошадь, ложился спать в восемь, а поднимался в пять. И так каждый день без выходных. Из всех украинских технарей мне было жаль только его. Слова кривого не скажет, нормальный парень, к тому же поговаривали, что он очень старательный и перспективный. Да, и самое главное – Валик с уважением относился к моему проклятому переводческому труду и постоянно удивлялся:

– Не понимаю, как ты эти каракули выучил? Не понимаю, как ты на их языке можешь балакать? Тяжело!

Обычно при встрече он улыбался и бежал жать руку, расспрашивал о том о сем, о командировках в Дамаск и сирийских женщинах, о выпивке и прочих интересующих его вещах. Я с удовольствием отвечал. Мы шутили. Но, увидев меня с кульком провианта, он опустил взгляд и насупился. Хмурый-хмурый, пасмурней самой сливовой киевской тучи в октябре.

Чего это он такой расстроенный, подумал я, ведь завтра он уезжает в Запорожье на перекомандирование, повидает жену и родственников.

– Валик, привет, – говорю. – Что случилось?

Обычное крепкое рукопожатие его сделалось вялым и неуверенным.

– Да так, – грустно отвечает он и чуть не плачет. – Ничего не случилось. Деньги потерял…

– Как потерял?