Сергей Солоух - Рассказы о животных

– И что же ты с ней сделала?

– А тут же продала какой-то бабенке у хозяйственного на Красноармейской. Еще не старая была шапчонка. Вполне ничего еще себе. Даже не слишком воняла.

Вот так. И даже в этом ужасе она была непревзойденной и несравненной. Его Алка. Алла Айдаровна.

И после этого он перестал бороться. Перестал прятать деньги или носить с собой. Хозяйственный двухнедельный запас купюр вернулся на свое место – между десятым и одиннадцатым томиком Л. Н. Толстого в той комнате, что со времен еще родительских звалась просто большой.

В ее четырех стенах тихонько и незаметно, точно так же как и жила, отошла с этого света мать. Пришла всех раньше, у нее в тот мартовский прохладный день были лишь две лабораторки с восьми часов у первокурсников, сварила борщ и прилегала в прохладной и приятно сумрачной большой на узенький диванчик. Очень любила прикорнуть, украсть часок, по-детски положив ладошку под мягкую, такую теплую щеку.

– Наша мать – ангел, – однажды сказал отец.

И это вспоминалось всякий раз, когда всегдашнее, тихое, фоновое шуршанье эльфов, позвякиванье домовых, журчанье фей в квартире внезапно затихало. Вдруг, без причины и предупреждения, сходило на нет. И сразу становилось ясно, что в ближайшие, блаженные сорок минут никто не должен в доме шевелиться, ходить, шуметь, по телефону говорить или спускать воду в туалете. Тем более ломать дверь. Но ничего иного отцу не оставалось, простой засов, привычно задвинутый в паз изнутри, был равнодушен и к стуку, и к звонкам. Невыносимая, чудовищная тишина. И только редко и тоскливо соскальзывали на ботинки профессора Валенка капли холодной, жирной водицы из пакетика с выданным ему в тот день в институтском столе заказов бразильским бройлерным цыпленком.

Когда же Игорь прибежал домой, вырванный каким-то посланцем деканата прямо с занятий физкультурой, в доме уже не пахло ангелами, а лишь противно, резко, настоем ненужного и бесполезного лекарства, рвотным, желчным духом больницы, который притащили с собой и оставили везде – в прихожей, в коридоре, в комнате – вызванные Валенком-старшим врачи «скорой помощи».

В тот вечер отец все говорил и говорил, не останавливаясь, не умолкая, как никогда ни до, ни после этого. Все повторял и повторял одну-единственную фразу. Два слова. Сидел напротив Игоря за кухонным столом под желтым бра и бормотал, сгибая и разгибая черт знает откуда взявшуюся, как в руки ему угодившую сиротскую серую алюминиевую вилку:

– Боже мой, боже мой…

И даже поломав в конце концов, загнув и бросив на стол кусочки заветренного, белого железа, не остановился. Лишь «боже мой», лишь «боже мой» – и больше ничего. Как будто кланялся или имитировал биенье пульса, уже остановившегося навеки.

А вот у Игоря лишь вырвалось:

– Вот черт!

Потому что его жена, Алка Валенок, не ангелом была, а бесом. Чертиком, троллем, вспышкой на Солнце. Чудом, непредсказуемым и необыкновенным.

– Твои, – сказала она и поставила на журнальный столик поношенные рыжие ботинки с еще, однако, крепкой на вид рифленой толстой подошвой.

Игорь поднял один и механически посмотрел размер. Действительно его, сорок шестой. Вместо привычных дырочек справа и слева от разреза были крючки. Коричневые коготки.

– А для чего они? – бессильный одолеть одна за другой множащиеся загадки, задал вопрос Игорь.

– Крючки-то?

– Ну да.

– Для быстрой шнуровки. Раз, два и бежать.

– Куда? Ты меня в армию снаряжаешь?

– В горы, дурашка, в горы, – Алка рассмеялась и, быстро приподняв крысиные хвосты шнурков, прижала Игорю к верхней губе. – Какой же ты смешной с усами. Отрастишь?

Потом был перерыв в сорок минут с сопеньем, скрипом дивана, половиц и долгим протяжным «ой» в конце.

А после, как всегда в чем мать родила, она стояла, маленькая и блестящая, посреди комнаты, держа на ладонях, словно бы их взвешивая, огромные несоразмерные ей чоботы и объясняла, – единственный сорок шестой, весь турклуб на уши подняла, пока нашли.

Они были женаты всего два месяца, и слово «турклуб» Игоря испугало не на шутку. Сколько же их там будет, Алкиных друзей, «в горах», всегда готовых смеяться над ним, таким большим и неуклюжим. Здесь, на равнине, похожим на гору. Во всяком случае, рядом с Алкой.

А нисколько.

– Пойдем вдвоем. Должно же у нас быть свадебное путешествие. Второй, по меньшей мере, категории сложности.

– Второй – это считают как, по трудности подъемов или по сложности ориентирования?