Сергей Солоух - Рассказы о животных

– Качество, качество, почему вы не можете поддерживать качество услуг вашей компании стабильным, господин Валенок? Вот мы в нашей работе всегда это можем.

На прошлой неделе Вольфганг Бурке воздух чесал своей щетиной не в Сибири, а дома, в Европе. Был в рурской штаб-квартире КРАБа.

– Я разберусь в кратчайший срок, – не желая раздувать явное недоразумение в большой вопрос, быстро сказал Валенок.

– Давайте, давайте, – согласился закрыть на этом совещание Запотоцкий, за что, конечно, Игорь ему был признателен.

Потом, без части таракана слева и цельного бобки напротив, через денек, зайдет к Олегу Геннадьевичу в кабинет, отдельно, и все расставит на свои места, после того как сам для себя узнает и прояснит, что происходит.

Но быстро и легко добиться правды не получилось. В бухгалтерии «Бергбаутекник» ответили, что сожалеют, но документов на оплату не получали.

– Все у директора.

– А он на месте?

– Да.

Но телефон самого Бурке не отвечал. Вместо его деревянного акцента всякий раз после набора номера на том конце отзывался отличный, хоть и механический, русский – «абонент отключил телефон или находится вне зоны обслуживания». Другой наличный телефон, тот, что в приемной Бурке, демонстрировал еще меньше отзывчивости: после пяти долгих гудков без слов и предуведомлений просто громко и сипло начинал свистеть факсом.

«Надо ехать, надо ехать самому», – думал Игорь. И не хотелось, страшно не хотелось. Шахтерский Киселевск, который Крафтманн, Робке унд Альтмайер выбрали для своего русского офиса и сервис-центра – одно из самых безрадостных и тухлых мест во всей округе. Город, в котором трава никогда не бывает зеленой, а снег белым. Где все собаки – волки, а кошки – зайцы. К тому же совершенно непонятно было – когда. Все до одного оставшиеся дни недели расписаны, и все намеченные поездки не на юг, в сторону «Бергбаутекник», а в противоположную – на север: Березово, Анжерка, Мариинск.

Из тупика вывел еще один телефонный звонок, но не исходящий на Киселевск, а входящий на собственную «нокию» Игоря Ярославовича. Директор анжерского машзавода просил перенести встречу на неделю. И так четверг освободился.

Уходя домой, на лестнице Игорь Валенок столкнулся с Борисом Гусаковым. Бобок курил на полутемной площадке. Вид у него был мрачнее мрачного, и даже сигарета, единственная полоска чего-то светлого в его руках, и та была уже на две трети съедена чахоточным процессом тления.

– Будете заезжать сегодня вечером, – спросил Игорь, – или уже нашли, у кого еще перехватиться?

– Какой там, – Бобок махнул рукой, – самого перехватили. Через коленку и по голове.

– А что такое?

– Да по командировкам у меня перерасход. Две тысячи за этот месяц. Не приняли крысы бухгалтерские квитанции из частной гостиницы. Вот и теперь думай, чего же им такого заместо нарисовать.

Человек бежал прямо на Игоря и кричал:

– Убей и меня, убей! И меня задави тоже! Задави!

Его ребенок и жена лежали на полосе Игоря метрах в двадцати, там, впереди, в снежной кашице. Девятка их положившая, уже после столкновения напрасно и бессмысленно тормозя, вылетела на встречку и перевернулась там, ударившись бочиной в широкую морду троллейбуса. Его рога, утратившие правильность и параллельность, лениво бились над крышей о черные провода и друг об друга. От елки-светофора на ближайшем перекрестке, где пряталась патрульная машина ДПС, скачками, словно курортники в мешках, неслись менты – пара огромных и неуклюжих тел в зимних доспехах и ядовито-желтых жилетах с крестами белых полосок. Вывалился из своего «лансера» и ошалевший Игорь, но двух шагов не успел сделать, как человек, припавший и снова отлепившийся от двух брошенных на дорогу тел, словно нырнувши в темный омут и вынырнувши с уже помутившимся сознанием, вскочил и с ревом бросился навстречу:

– Убей и меня, убей! Задави! Давай!

Проклятая эта улица Ленина в городе Ленинске, ничего и никого не видно ни летом, ни зимой под фонарями, слишком уж далеко и резко отбежавшими от линии симметрии. Надо же было отгрохать длиннейший шестиполосный проспект там, где до сих пор по-деревенски принято дорогу как булку резать, наяривая от магазина к дому по прямой. Но вот конкретно здесь, в этом довольно светлом из-за реклам-растяжек месте, был переход. И хорошо видимый знак. Только не тому ухарю на «жиге» цвета крови с ржавчиной, который продолжал лететь по левой полосе, когда все, начиная с Игоря, две первых полосы, принялись носами упираться в ночь, тормозить, пропуская женщину с ребенком.