Гюнтер Грасс - Собачьи годы

Дискутант: Кто этот Эдди Амзель? Друг детства предмета дискуссии?

Матерн: Он был у меня единственным…

Дискутант: Он что, умер, этот единственный друг?

Матерн: Не могу представить, чтобы Эдди Амзель — и умер.

Дискутант: Дружба с только что упомянутым Эдди Амзелем была прочной?

Матерн: Мы были братья по крови! Одним перочинным ножом мы себе взрезали на руке…

Дискутант: Куда потом подевался этот нож?

Матерн: Нож? Понятия не имею.

Ведущий: Вопрос повторяется еще раз: что сталось с перочинным ножом?

Матерн: Ну, вообще-то я хотел швырнуть в Вислу голыш; у нас камни голышами называли…

Дискутант: Нас все еще интересует нож!

Матерн: Ну вот, я искал голыш, то есть камень, в обоих карманах шарил, но не нашел ничего, кроме…

Дискутант:…перочинного ножа.

Матерн: Три лезвия, штопор, пилка и даже шило…

Дискутант:…и все в одном перочинном ноже.

Матерн: И тем не менее я швырнул…

Дискутант:…перочинный нож…

Матерн:…в Вислу. — Сколько всего тащит в себе река? Заходы, закаты, дружбы, перочинные ножи! Что влачится в памяти и при помощи Вислы само по себе или брюхом вверх? Заходы, закаты, дружбы, перочинные ножи! Не всякая дружба выдерживает испытания. И реки, что стремятся в ад, впадают в Вислу…

Ведущий: Поэтому давайте сейчас уточним: предмет дискуссии Вальтер Матерн и его друг Эдди Амзель заключили, еще детьми и при посредстве перочинного ножа, кровное братство. И этот самый нож Матерн еще мальчишкой выбросил в Вислу. Почему именно нож? Потому что камня под рукой не оказалось. Почему вообще бросил?

Матерн: Потому что Висла все время так неостановимо! Потому что солнце всегда за противоположную дамбу, потому что кровь моего друга Эдди, после того, как мы заключили кровное братство, текла и во мне тоже, потому что… потому что…

Дискутант: Ваш друг, он что — был негр, цыган или, может, еврей?

Матерн (с горячностью): Наполовину только! По отцу. Но не по матери. И волосы-светло рыжие у него были от матери, а от отца вообще мало что. И вообще отличный был парень. Он бы, ребята, вам понравился. Всегда веселый такой и на выдумки горазд. Толстый, правда, что да, то да, мне приходилось поэтому частенько его выручать. Но я все равно его любил, восхищался им, я бы и сегодня…

Дискутант: Ну а когда вы, допустим, сердились на вашего друга, что ведь наверняка время от времени случалось, какими бранными словами или кличками вы его обзывали?

Матерн: Ну, в худшем случае, поскольку он такой толстый увалень был, я его жиртрестом обзывал. Еще, но это потехи ради, мухосранцем — у него повсюду веснушки были, просто тьма. Еще, но тоже больше не по злобе, а в шутку, я его чучельником звал, потому что он из всякого старого тряпья вечно чудные такие фигуры делал, крестьяне их по полям расставляли, пугалами, птиц отгонять.

Дискутант: Другие бранные слова и клички не вспоминаются?

Дискутант: Какие-нибудь особенные!

Матерн: Это все.

Дискутант: Ну, а когда вам хотелось особенно сильно его оскорбить или обидеть?

Матерн: У меня такого и в мыслях не было.

Ведущий: Мы вынуждены напомнить предмету дискуссии, что обсуждаем здесь не мысли, а поступки. Поэтому прошу вас — самое грязное, гнусное, распоследнее, динамичное, убойное ругательство!

Хор дискутантов:

Валли З.: Боюсь, в конце концов мне все-таки придется прибегнуть к опознавательным очкам, чтобы разглядеть в далеком прошлом ситуации, когда предмет дискуссии, мой дядя Вальтер, терял контроль над собой…

Матерн (махнув рукой) : Тогда, — но это когда я правда не мог сдержаться, потому что он снова… или не прекращал… или потому что Эдди… словом, тогда я обзывал его абрашкой.

Ведущий: В нашей дискуссии объявляется короткий перерыв, дабы произвести оперативную оценку слова «абрашка», употребляемого в оскорбительном смысле. (Пауза, сопровождаемая приглушенным ропотом голосов. Валли З. встает). Прошу внимания, послушаем нашу ассистентку Валли З.

Валли З.: «Абрашка», слово, произносимое с ударением на втором слоге, но нередко и с особым нажимом на согласные «р» и «ш», образовано от распространенного у иудеев имени Абрам или Авраам и примерно с середины прошлого столетия употребляется в качестве презрительного обозначения еврея вообще: сравни, например, роман Густава Фрайтага «Приход и расход», а также слова уже в двадцатом столетии возникшей народной попевки…