Сергей Дигол - Практикант[СИ]

В эти три месяца я много читал, правда, разнообразием литература не отличалась. По вторникам и четвергам я покупал газету «Маклер» ради одной–единственной рубрики — объявлений о текущих рабочих вакансиях. После щедрого подарка — заказа на овощной дизайн, папа снова пропал и даже не звонил, а о том, что мне, возможно, нужны деньги, он, как и всякий пылкий влюбленный, похоже, не задумывался. Все мои родственники словно сговорились, хотя подозревать в заговоре маму и брата с одной стороны и отца с другой теперь, когда они не общались даже по телефону, было бы верхом маниакальной подозрительности. Скорее всего, у брата, одарившего меня племянницей, финансовое положение приблизилось к моему, и денежные переводы из Сибири, которые могли бы стать для меня не роскошью, а средством передвижения на собственных ногах (без них мне грозили голодные обмороки), закончились так же внезапно, как и начались. Успокаивал я себя тем, что папа не занимает у меня деньги и вообще не является домой — чтобы, к примеру утащить телевизор с целью продажи. Унес он лишь старый чемодан, загрузив его собственной одеждой.

Я рассчитал, что на двести долларов проживу четыре месяца, при условии, что не придется оплачивать коммунальные услуги. Я так и сделал — перестал платить за квартиру. Но денег хватило лишь на три месяца.

И все равно я был благодарен отцу — двести долларов дали мне столь необходимую паузу. Пока я не наткнулся на объявление «Капсулайна» в «Маклере». С самой, что ни на есть, работой по моей специальности.

Ну да, по моей. Ведь я, черт возьми, дизайнер!

Черт возьми, точно — дизайнер!

Я приближаю документ к глазам, потом отдаляю, словно на приеме у придирчивого окулиста. Вчитываюсь в каждую букву и снова складываю их в слово, чтобы прочесть по слогам, но надпись все равно не исчезает.

Ди–зай–нер.

Вписав эти восемь букв в мою трудовую книжку, отдел кадров «Капсулайна» словно причислил меня к пантеону, на который я привык взирать, задрав голову до боли в затылке. Я словно сыграл в сумасшедшую американскую лотерею, в которой джек–пот почему–то всегда достается бездомным, в крайнем случае — посудомойщице в забегаловке. Никакими другими заслугами, кроме везения (не станешь же считать себя мастером после одной овощной упаковки) мое причисление к касте избранных было не объяснить.

Кишиневские дизайнеры были кем–то вроде чудаковатых писателей–затворников: о них все шептались, но никто их не видел. Рассказывали, что в их офисах с непривычки можно задохнуться — так обильно воздух пропитан дымом марихуаны, да и сами офисы напоминают нездоровые галлюцинации: коридоры, больше напоминающие лабиринты космических кораблей из фантастических фильмов, разноцветные, согнувшиеся под причудливыми углами стены, заваленный набросками пол и рабочие столы в состоянии абсолютного хаоса. Впрочем, все это, возможно лишь реакция неудачников на процветание успешных: дизайнерские агентства сдирали неприличные по молдавским меркам деньги, да еще умудрялись заарканить крупных российских клиентов — достижения, не потребовавшие дополнительных усилий для создания вокруг себя ореола секты невидимых смертным профессионалов. Увидев в собственной трудовой свежую запись «дизайнер», я подумал, что теперь хотя бы имею право постучаться в дверь одного из галлюциногенных офисов.

Но пока мне никуда не нужно было ломиться — Наташа уступила мне место вполне добровольно, в духе мирной смены власти. Вернее, караула — вряд ли дизайнер может претендовать на большее, исполняя поручения сидящих с ним в одном офисе людей — сплошь менеджеров по продажам термоусадочных колпачков. Которых набралось аж шесть человек, что неудивительно, ведь комната, в которой мы задыхались в августе и в которой предстояло стучать по клавиатуре посиневшими пальцами зимой, на «Капсулайне» считалась отделом продаж, и аномалией скорее было присутствие в ней дизайнера, чем такое количество одинаковых, судя по названию должности, специалистов. Из которых ближе всех моему сердцу пришлась Ксения — в прямом смысле, ведь меня посадили в двух метрах от ее рабочего стола.

Первым же касанием стула Ксения зародила во мне два противоречащих друг другу подозрения, а именно что:

а) моя предшественница — лесбиянка, причем редкий ее тип, характеризующийся отсутствием верности однополому объекту обожания;

б) Наташа — девушка бесспорно привлекательная, но чрезвычайно чувствительная к дефициту мужского внимания и поэтому не способна долго переносить присутствие рядом с собой куда более привлекательной особы.