Павел Верещагин: Ужин в фестивальном городе N

— Хорошо, — отвечала она.

И мне тоже было очень хорошо.

— А может быть, это у тебя любовь? — шутил я.

Она смеялась.

— Ишь, размечтался!..

Честно говоря, не помню, что мы делали кроме этого. В общем, ничего. Ждали…

Гуляли по городу. Лето выдалось нежаркое, с частыми теплыми короткими дождиками, которые мы пережидали в кафе или просто меж колонн какой–нибудь ротонды в парке. Типичное лето наших широт. Она жила в центре города, поэтому декорациями нашим прогулкам были ажурные решетки и классические портики минувших веков. Помню, парящий и высыхающий на глазах асфальт… Нежные городские радуги, перекинувшиеся как–нибудь между золоченым округлым куполом и тонким шпилем.

Нашим излюбленным местом были парки, с чинными дорожками меж заборов, одетыми в гранит речками и канавками, тонкими мостиками над ними. По дну протоков стояли вытянувшиеся в течении водоросли. Кусты на берегах отражались в смоляной воде. Не припомню, о чем мы разговаривали, возможно, ни о чем. Просто сидели обнявшись возле какого–нибудь корта, слушая чмокающие удары ракеток по мячу…

Говорили ли мы о том, что переживаем? Думаю, что нет. Думаю, даже не отдавали себе отчет в том, как нам хорошо вместе. Молодость беспечна. Она считает, что счастье — естественное состояние человека, что оно будет вечно, и если раньше его почему–то не было, то это лишь по ошибке, потому что счастье задержалось в дороге.

Бакст сделал паузу для того, чтобы разжечь сигарету и дать слушателям возможность прочувствовать сказанное. Официант, уже некоторое время дожидавшийся над его плечом, использовал паузу для того, чтобы забрать опустевшую тарелку и поставить горячее.

Случайно мой взгляд упал на Алену, и я заметил, что она слушает Бакста с интересом, хотя ее лицо и сохраняет немного недоверчивое выражение.

— Между тем, — продолжал Бакст, — лето перевалило за свою вершину и по неуловимым признакам стало заметно, как оно покатило на убыль.

Нам было по–прежнему хорошо, несмотря на то, что острота первых впечатлений притупилась. Тот дивный пленительный остров любви, который мы жадно исследовали, был, в конце концов, более или менее изучен. По–хозяйски, как старожилы, наслаждались мы теперь его роскошествами: забредали поваляться на мягком лужке, или весело пробегали по молодой рощице, или с разбега бросались в холодный прозрачный поток. Быть старожилами тоже неплохо.

— Кстати, — спросил я ее однажды. — А когда твой театр уезжает в Эдинбург?

Она как–то очень беспечно махнула рукой.

— Что это значит? — не понял я.

— Он уже уехал.

— Как уехал? А ты?

— А я, как видишь, осталась, — рассмеялась она, но в ее глазах мелькнуло болезненное выражение.

Не знаю почему, но я опять не стал ее спрашивать. И она больше ничего не сказала.

Наконец начались мои съемки. «Мои съемки» — громко сказано. По режиссерской ведомости мое участие, как помню, сводилось к полутора съемочным дням. Но я старался проводить на площадке как можно больше времени, приглядываясь к работе режиссера, перенимая опыт других артистов, среди которых были весьма известные.

Она встречала меня. Сидела на скамейке возле студии, читала книгу.

Я часто задерживался и приходил поздно, возбужденный, уставший и голодный. Невнимательно ел то, что она приготовила, почти не замечая, что именно. Возбужденно рассказывал о новых впечатлениях. Она старалась слушать участливо. Иногда, упав головой на подушку, я засыпал, не дождавшись ее из душа.

Как–то раз я особенно задержался после проводов домой одного киевлянина. Пришел к ней уже после двенадцати. И с удивлением обнаружил, что она не спит, а читает книжку в углу дивана, а посреди комнаты стоит накрытый со свечами стол.

— У нас праздник? — удивился я.

— Так, ерунда, — сказала она и поднялась, чтобы перенести посуду на кухню.

— У тебя день рождения? — не очень находчиво предположил я.

Она отрицательно помотала головой.

— Тогда что?

— Ничего. Не обращай внимания.

В холодильнике оказалась бутылка шампанского. Я увидел, что она испекла торт.

Я стал настаивать, и после долгих уговоров она сообщила, что сегодня исполнился ровно месяц со дня нашего знакомства.

— Впрочем, — добавила она, — это, конечно же, ерунда. Не обращай внимания.

— Нет, нет! — запротестовал я. — Это важно. Как я мог забыть! Устраиваем пир горой!

Той ночью мы любили друг друга особенно горячо.

Так закончился июль и начался август. Летний этап съемок, в котором я участвовал, завершился. Больше я не был нужен. Давно остались позади самая короткая ночь, вечера становились все темнее и темнее… И как всегда, от этого становилось грустно, было жаль уходящего короткого лета, временами появлялось ощущение, что ты ждал от него большего.