Ольга Толмачева: Жаркий день в Гороховке

— Ты хочешь… — заволновалась.

— А ты не хочешь?

— Но что мы скажем? Кто ты? Я? Что нам нужно? Не буду же я рассказывать, что её умерший муж сто лет назад — в детстве — мне, солистке хора Пятницкого, колечко подарил! — Она возмущённо откинулась на сиденье.

Я не знала, на что решиться. Потёрла ладонями руль. Посмотрелась в зеркало. От солнца лицо полыхало.

— Мне б только в избе постоять, воздух вдохнуть… посмотреть, где спал… что в окно видел… — казалось, Антонина уговаривает себя. — Может, фотография какая — у меня ни одной нет…

Я уже не раздумывала:

— Все! Пойдём! Что–нибудь придумаем, само все выстроится. Может, и нет её дома. — Припарковалась в тени дерева и вышла из машины.

Снова обдало жарой.

— С пустыми руками неудобно, — сказала Антонина.

— Магазин есть в деревне? — крикнула я мальчугану, стоящему неподалеку. Он с любопытством разглядывал Ауди.

— Там, — ткнул он на крепкое здание.

Толстая продавщица отвесила нам из большой коробки конфет.

— Может, сахар возьмём? Сварит Прасковья варенье. Вишня поспела — в палисаднике видела, — предложила Антонина.

— Берите. Последний мешок остался. — Продавщица подтащила к весам тюк. Её крупная грудь от напряжения шевелилась. — Водитель в запой ушёл, недели две, считай, подъедать остатки будем.

— А что лучше всего в дом принести? В подарок? — спросила я.

— Так водку возьмите! Самое главное угощенье! В деревне без водки нельзя! — Продавщица показала на витрину сверкающих бутылок. Под ними россыпью лежали сникерсы, чипсы и прочая заграничная мишура в пакетиках. А совсем рядом, на соседней полке, — гвозди, молотки, инструменты.

— В хорошем доме жил твой Коля! — Я оценивающе посмотрела на высокую избу. Мы стояли у ворот крепко слаженного дома в резных ставнях. — И окон как много! Посмотри, шторки кружевные… Наверное, светло в доме, приятно.

— Работящий Коля был, хозяйственный, — согласилась Антонина.

— Будь что будет! С Богом! — Я взобралась на крыльцо и громко постучала в окно.

В глубине двора лениво подала голос собака.

— Собака во дворе… Раньше в любой дом зайдёшь — ни собак, ни замков… — заметила Антонина.

К нам долго не выходили.

— Наверное, нет никого. Пойдём! — Антонина потянула меня к машине. Мне показалось, обрадовалась.

— Нет, подождём! В жару все дома. Может, в погреб отошла Прасковья или на огород. — Я снова постучала.

Шторка на окне дёрнулась.

— Дома! Увидела.

Мы приготовились к встрече.

— Значит так, не забудь, мы из газеты, — я стала инструктировать побледневшую Антонину. — Корреспонденты. Изучаем историю родного края. Хотим написать очерк о Николае Журавлёве. Все запомнила? — Я сурово посмотрела. — Ничего не перепутаешь?

Антонина кивнула. По её лицу поползли красные пятна.

— Да не переживай ты так! А то слова забудешь!

— Попробуй не волноваться! Если б в Кремль или в Гранд–опера, а тут — к Прасковье Журавлёвой, в Гороховку! — из последних сил отшутилась она.

В сенцах раздались шаги.

— Слушай, а корреспонденты к своим героям с водкой приезжают? — вдруг прозрела певица и посмотрела на тяжёлую сумку с гостинцами.

Я на секунду задумалась. Уже стукнула входная дверь.

— Это смотря к кому. А мы–то к самому Журавлёву в гости! Он же не простой колхозник — герой тыла! — сочиняла я на ходу, прислушиваясь к приближающимся шагам.

— А может, никакой он и не герой вовсе. Жил себе и жил. Я же о нем ничего не знаю!

— Как не герой! Я фотографию на кресте видела — улыбается. Тебе колечко подарил. Про любовь, ты говорила, молчал — значит, скромный был, сдержанный. Паренёк на телеге сказал, хороший мужик был дядя Коля. Этого мало? И дом смотри какой! — Я стукнула рукой по завалинке. — Такие ставни смастерить — из негнущегося дерева! Крючком так не свяжешь. Этого тебе не достаточно? Про кого ещё писать–то тогда?

— Авантюристка! — прошипела Антонина и широко, радостно улыбнулась в сторону.

В калитке стояла короткая заспанная женщина в ситцевом платье с короткими рукавами. Она смотрела на нас в недоумении, тёрла скрюченными ладонями опухшие глазки. Платье было помято и немного задрано. Под ним скрывались мягкие полные бедра. Неприбранные перепутанные волосы торчали по сторонам. Женщина была босиком.

«Чудо в перьях», — подумала я и посмотрела на одухотворённую Антонину. Та во все глаза, волнуясь, смотрела на «чудо».

— Добрый день! Прасковья Журавлева здесь живёт? — спросила я вежливо.