Леонид Гартунг - Зори не гаснут

Варя иногда забегает ко мне, возвращаясь с дойки. О Наде она ничего не знает. У нее тоже горе. Может быть, поэтому она заходит поговорить со мной — чувствует, что я ее пойму.

Вернулся из больницы Андрей Окоемов. Ходит на перевязки к Леночке. Олег навестил его, и он рассказал о событиях новогодней ночи. Оказывается, нож ему вынес Лаврик, опасаясь, что за холодное оружие их могут привлечь к ответственности. Отдал и вернулся танцевать. Дальше Андрей сам ничего не помнит. Одно утверждает твердо: «До того мысли о смерти не было». Теперь ему стыдно. Почти все время сидит дома; выходя на улицу, поднимает воротник кожаного пальто, угрюмо смотрит перед собой. При встрече со мной кивает, не глядя в лицо. Варю даже не замечает. От горя она исхудала, как будто тоже вернулась из больницы.

Между тем, в жизни ее появился новый человек. Узнал я об этом случайно. Шел по улице, когда послышался близкий окрик. Меня обогнал, увлекая легкие санки, тонконогий рысак, рослый, стройный, с солнечными бликами, вспыхивающими на короткой черной шерсти. Мелькнуло розовое улыбающееся лицо седока.

Промчавшись вперед, санки остановились, и из них выбрался, отряхивая снежную крошку, кто-то в меховой дохе, похожий на огромную, мохнатую куклу.

Я поравнялся с ним.

— Виктор Петрович! — воскликнул он к протянул мне свою медвежью лапу.

Я пожал горячие кончики пальцев, высунувшиеся из рукава. Где я видел эти светлые брови, голубые глаза и тонкий нос с энергичной горбинкой? Так это ж следователь! Нет усов, да и глаза стали другими. Тогда они старались казаться проницательными и строгими, теперь же они откровенно радушные, юношеские.

— Как живете? — воскликнул он, непонятно почему радуясь этой встрече.

— Хорошо, — отвечал я сдержанно.

— Женились?

— Нет. Куда это вы так торопитесь?

— Сюда, в Озерки.

— Случилось что-нибудь?

— Нет, ничего.

Рысак нетерпеливо переступал передними ногами, косился на нас, оборачивая красивую голову, показывая удила с примерзшей белой пеной. Путаясь в полах длинной дохи, следователь неловко втиснулся в санки, засмеялся.

— Да, подвели вы меня.

— Чем же?

— Разрушили мою версию.

— Не хотел огорчать вас, но что поделаешь.

— Я ведь увлекся вашим делом. Нож, семь спичек, хронометраж времени — классические улики. До того мне больше по торговой линии приходилось расследовать. Бумажное занятие. Сплошная бухгалтерия. Даже криминалистику забывать стал.

— Когда-нибудь вашей профессии вообще не будет. Ликвидируется за ненадобностью. Неперспективная у вас жизнь — безработица грозит.

— Нам, молодым, не страшно. Переквалифицируемся. А по-честному говоря, я рад был, когда убедился, что вы невиновны. Просто по-человечески рад, хотя и стыдно было.

— Даже стыдно?

— Представьте подобное из вашей практики: лечили бы вы больного от воспаления легких, а у него аппендицит. Полный конфуз. Ну, прощайте.

Он тронул рукой шапку, отпустил вожжи. Конь двинулся изящной, небрежной рысью. Кошева домчалась до дома Блиновых и свернула к воротам. «Так он к Варе», — подумал я и, оказалось, не ошибся. Пленила молодого следователя ее нежная красота.

Дня через два она сама рассказала мне:

— Приехал и спрашивает: «Хотите свежим воздухом подышать?» «С чего это вдруг?» — спрашиваю. «Да так просто» — отвечает. «Ну, если так просто, то можно».

Застенчиво опустила глаза. Добавила тихо:

— Рысак у него — огонь.

— А сам?

— Скучный, говорить не знает о чем. Смущается, как девушка.

— Может, еще разговорится? — предположил я.

— А зачем мне? — пренебрежительно спросила Варя. — Думаете, понравится? Нет, Виктор Петрович. Этому не бывать. Не нужен мне никто. Один у меня на сердце.

Погрызова подала заявление о своем уходе. Она, видимо, считала унизительным для себя говорить со мной и ограничилась тем, что положила заявление на стол.

Сообщил об этом Колесникову. Он обрадовался:

— Значит, вняла голосу разума? Не беспокойтесь, замена будет.

На прощание Погрызовой все же захотелось еще раз «устроить концерт». Подписывая акт о передаче аптеки, она спросила язвительно:

— Надеюсь, вы довольны?

— Да, — признался я.

— Я тоже. Мне в сельпо в сто раз лучше будет. Принимаю склад. А вам счастливо поработать с Леночкой. С ней вы далеко не уедете. Где сядете, там и слезете. Кормящая мать.

— Фельдшерицу пришлют.

— Вот кому не завидую. С вами ведь и ангел не сработается. Полгода здесь чудеса творите. Как только все с рук сходит? Окоемова чуть не зарезали, не знаю, как уж увернулись от суда. Сунули, должно быть, следователю. Сына у Светланы уморили и на меня сперли. Брата моего на тот свет отправили… Да вас к стенке мало. Я еще жаловаться буду. Я здесь три года работаю, ни слова плохого обо мне никто. Меня в облздраве знают. Вот буду в городе…