Леонид Гартунг - Зори не гаснут

Как жаль, что нет со мной Веры! Она поняла бы здесь, что есть в жизни то, чего нельзя променять ни на тряпки, ни на собственный автомобиль. Этот свежий ветер раздул бы, как пух, все ее сомнения. Как широко и свободно дышится здесь!

А Егоров этого не чувствует — сосет свою наполовину изжеванную папиросу и не замечает ничего вокруг.

Телега сворачивает с дороги, качается, как лодка, по мягким буграм и яминам напрямик к бледному дымку лугового стана.

Проплывают в стороне пестрые девичьи косынки, обнаженные коричневые руки, плечи. Наперерез нам прогрохотал трактор, волоча за собой огромные грабли. Длинные серповидные пальцы хватают ряды сена, звеня стальными пружинами, комкают в пушистый вал. Другой трактор, с большими деревянными вилами впереди, стремительно движется вдоль вала, собирает его в копну и несет к железной башне стогометателя.

Вон в ложке некошеная трава, нет — травища по пояс, до плеч, взбаламученная ветром, перепутанная визирем, терпко пахнущая, распаренная жаром. Управляя парой лошадей, покачиваясь на пружинящем высоком седле сенокосилки, промчался Олег, обнаженный по пояс, со смуглыми тугими плечами, опоясанный красной майкой. Он крикнул мне что-то со смехом, дернул вожжи и повернул прочь.

Подле берез вьется летучий дымок костра. Женщина в белом фартуке нарезает большими кусками хлеб. В тени около разобранной сенокосилки склонился с гаечным ключом мужчина.

Егоров привязывает коня, кивает мне.

— Вот, знакомьтесь, наш механик, он же секретарь парторганизации. — Мужчина выпрямляется, прихрамывая приближается ко мне. Голова у него крупная, остриженная под машинку, с обильной проседью. Лицо в тяжелых морщинах. Глаза черные. Он осматривает свою руку, запачканную солидолом, нагибается, вытирает пальцы о траву. Сжимает мою руку в своей ладони, такой твердой, будто она скроена из кровельного железа.

— Новиков. А вы врач?.. Я вот тоже лечу. — Он указывает глазами на разобранную сенокосилку и обращается к Егорову: — Газеты привез?

Егоров с досадой выплевывает изжеванный окурок.

— Совсем забыл… Завтра привезу.

Лицо Новикова осуждающе темнеет.

— То уж будет не сегодня.

Он возвращается к сенокосилке. Я подсаживаюсь к нему, расспрашиваю, прошла ли повариха медицинский осмотр, почему она работает без халата. Он отвечает охотно, но немногословно. Иногда вставляет короткое:

— Сделаем.

Спрашиваю, откуда берут питьевую воду. Он предлагает:

— Пойдемте, взглянете.

Шагаем через валки сена к колку. Новиков наклоняется, выдергивает клок сена, мнет его. Неожиданно спрашивает озабоченно:

— Как там барометр? У вас есть ведь.

Да, на медпункте есть барометр. Помню — висит слева от письменного стола. Но что он показывает?

— Не знаю, — отвечаю я.

Новиков кидает сено под ноги.

— Метать надо, а народу мало.

Мне неловко оттого, что я по-городскому не интересуюсь погодой, а еще больше оттого, что мы идем молча.

Шагаю рядом и пытаюсь угадать, знает ли он о том, что произошло у меня с Авдотьей. Должен знать. Не может быть, чтоб не знал. Возможно, сейчас кинет недружелюбный, насмешливый взгляд и потребует: «Ну-ка, расскажите». Он обязан спросить, так лучше сразу, чтоб не томиться. Но он не спрашивает.

Внезапно сквозь кусты блеснуло озеро. Оно лежит в глубокой рытвине. Над его ясной поверхностью висят стрекозы с прозрачными целлофановыми крыльями. Новиков ломает веточку, обмахивается от комаров.

— Ключи здесь. Вода, как лед.

Возвращаемся к стану. Колхозники сходятся на обед. Загорелые веселые парни и девчата теснятся у железной бочки, умываются, плещут друг на друга водой. Молодой тракторист на полном ходу подгоняет трактор вплотную к сидящим на траве девчатам. Рывком останавливает машину. Они с визгом вскакивают со своих мест, рассыпаются по сторонам, дружно принимаются ругать парня:

— Сдурел, что ли?

— Задавить так недолго!

— Черт конопатый!

Он, смеясь, ловко соскакивает на землю, и чувствуется, что ему нравится собственная ловкость. Он невысокий, коренастый, веснушчатый.

Новиков подзывает его. Парень стоит перед ним, виляет, заикается:

— Т… т… так ведь я… ну вот, осторожно.

Догадываюсь, что это брат Олега — Алешка. Он не чает, как скрыться с глаз Новикова, а тут еще подходит Олег:

— Опять дурацкие шутки? Хочешь, чтоб с трактора сняли?

— Ты… ну вот… не кричи. Сказал, не буду.

Черты лица у него тоньше, чем у брата, глаза озорные. Ростом он Олегу до плеча.