Михаил Однобибл - Очередь

Ошеломляло, что Рима просилась на этап добровольно. В этом очередь чувствовала страшное кощунство, соединенное с дьявольским высокомерием. Рима пошатнула весь городской порядок. Этап считается самым суровым наказанием очередников, без страха перед этапом их не удержать под контролем (как это показала в свое время Великая Амнистия, может, в этом и заключался ее главный и неоспоримый урок). Никто не хочет под арест и на этап. Именно поэтому очередники относятся к служащим с крайней предупредительностью, стараются не огорчать, не мозолят глаза. Всякий отстоявший очередь и переступающий порог отдела кадров чувствует себя идущим по канату. Стоит раз оступиться, чем-то не угодить кадровику, невольно навеять грустное воспоминание, и тотчас в суд полетит иск, а из суда придет ордер на арест. В итоге, незадачливого соискателя уведут по этапу. Пересыльная тюрьма недалеко от города считается самым угрюмым и зловещим из известных на земле мест. Очередь может только гадать, что творится за тюремными стенами. А уж то, что ждет осужденных дальше на этапе, страшно и вообразить.

И вот, прекрасно все это зная, Рима возжелала добровольно принять нескончаемую этапную муку. Такое шокировало и трудоустроенных, и безработных. Пару дней очередь с ее премудрыми авторитетами пребывала в смятении, а затем объяснила самоубийственную выходку Римы помрачением рассудка неизвестной болезнью. Девушка заразилась, естественно, от учетчика, так как дольше и теснее других с ним общалась, и не от кого больше в городе заразиться чем-то подобным. А учетчик подхватил чуму неповиновения, естественно, за городом. Авторитеты припомнили учетчику дикий, выходящий за рамки разумного призыв 8 апреля к самороспуску всех очередей и массовому выходу за город на сезонные работы. Якобы то был первый симптом градоненавистничества, зоологической вражды к существующему порядку. Болезнь сразу дала себя знать, но очередь на свою беду догадалась о ней через полгода. Вспомнили авторитеты и Лихвина, докатившегося до измены очереди после знакомства с учетчиком.

Чтобы тоже не заразиться, очередники стали шарахаться от учетчика, как от чумы (авторитеты, по словам Немчика, просто-напросто удрали с переговоров). Боязнь подхватить этапную лихорадку, как окрестили поразившую Риму болезнь, вызвала далеко идущие, непредсказуемые последствия. В очереди распространилась атмосфера подозрительности. Судя по истории болезни Римы, лихорадка передается не легко и не всем, но имеет скрытый период развития, следовательно, может со временем проявиться у любого из тех, кто общался с учетчиком и Римой. Новые случаи заболевания пока не выявились, но в очереди бушует эпидемия отчуждения. Стояльцы избегают разговоров и прячут лица, чтобы не дышать одним воздухом.

В пучине очереди вызревает идея предочередей, наподобие кадровых приемных, чтобы впредь не допускать проникновения в город чужеродных элементов. Каждого новичка, приходящего занять очередь, предлагают сначала запирать в карантин под наблюдение бывалых стояльцев: пусть посмотрят на личность и поведение пришельца, а затем примут решение о его зачислении крайним в очередь, либо о выдворении из города. Естественно, из таких предстояльцев, одной ногой вставших в очередь, рано или поздно образуются очереди ожидающих окончания карантина. «Кто крайний в очереди занять очередь?» Сегодня этот вопрос кажется диким, а завтра может стать обычным для всякого входящего в город. Если нововведение приживется, хвост очереди фактически превратится в кадровую службу. Уличники будут решать участь предочередников со всеми злоупотреблениями, перекосами и крайностями, которые допускают кадровики в отношении очередников. Когда служащие узнают об этом обезьянстве, а им непременно донесут свои же, трудоустроившиеся братья-соискатели, то не поздоровится всей очереди. Вот до какого опасного сумасбродства может довести предосторожность, если ее крайние меры переходят в закрайние!

Передав учетчику эти шокирующие новости, Немчик сказал, что лично он в числе здравомыслящего меньшинства очереди не верит ни в душевное расстройство Римы, ни в заразность учетчика. Поэтому Немчик не прячет лицо. Учетчик больше рискует заразиться от Немчика банальным гриппом, чем Немчик от учетчика сказочной этапной лихорадкой.

Конечно, остается вопрос, что на самом деле творится с Римой. Немчик предложил свою версию мотивов ее поступков, более прозаичную и правдоподобную. Попытки Римы уйти на этап – крайнее проявление невыносимого, мучительного раскаяния, пусть неуклюжего, по-детски экзальтированного, зато чистосердечного. Девушка глубоко сожалеет, что позволила перерезать конвойный ремень и увести себя в побег, чем погубила репутацию дворничихи и доставила массу хлопот музею и райотделу права. В стремлении искупить вину Рима стремится подвергнуть себя самой суровой каре и навсегда избавить родной город от своего присутствия.