Александр Грог - Время своих войн 3-4

— В силе уму могила, — говорит Сашка частью завистливое.

В Сашке много грешного. Сашка думает свое — о том, что никогда не скажет вслух.

«Бог — нем. До тех пор, пока люди перестанут говорить за Бога, пристраивая в его речи собственные желания. Бог — слеп. Любой, наблюдая за человечеством столько веков, счел бы нужным выколоть себе глаза. Бог — глух. Должно быть, с тех пор как появились «говорящие новости», и лжа вырвалась на свободу. Впору задуматься: «Глухой, слепой, немой — не стал ли он таким для собственного спокойствия?» Следует ли это тому, что пока живы люди, Богу на земле не быть?..»

И тем не менее, Сашка верит в Бога. Бог — противоречив, в этом он бесспорный чемпион, но эти противоречия отступают, если приходит понимание, что он не несет ответственности ни за то, что он создал, ни за то, что делается его именем… Нет–нет, да и вспоминает то, что в своих тетрадях оставил Михей:

«Для понимания Бога, человеческая жизнь должна быть не каплей в море, а самим морем. Но тогда и он, Человече, стал бы Богом, и такое понимание ему не понадобилось…»

Нет большего врага для истины, чем убеждение. По сути, любая истина способна меняться, а значит, по отношению к какой–нибудь точки во времени (в человеческом видении) быть лживой. Убеждение же остается неизменными даже когда его принято считать ложным на основании, что само «поле правды» изменилось (под влиянием отношения ко времени). Люди с убеждениями в равной степени опасны лжи и правде. Правда готова к сотрудничеству с ложью, если считает, что при этом станет носителем добра. Ложь готова к сотрудничеству всегда — на добро или зло ей по сути наплевать: если побочным продуктом окажется добро, она извлечет из этого дополнительную выгоду, окажется «правым» зло — не огорчится — ложь равнодушна. К чему она не равнодушна, так это к извлекаемой выгоде. Ложь — это выгода личная; правда — это выгода общая, общинная. Ложь добра, но не намерениями. Истина жестока, но смыслом.

Правда может победить, если возьмет ложь в заложники. Как и правда то, что Ложь существует лишь за счет правды, именно ей она выставляет все счета. Это возможно поскольку правда не синоним истины. Истина — слепит, режет глаза; ложь — щадит, замазывает, правда робко занимает середину. Истина всегда кажется свежей, какой бы древней она не была, и всегда подозрительной.

Комплекс простых Истин во времена, когда проповедники кормятся мутными суждениями — вот что составляет Убеждение, которое потом живет едва ли не вечно.

Нет большего врага для истины, чем убеждение. Но она и есть убеждение…

Сашка перед стрельбой становится медлительным, будто сонным, смотрит лунем, словно не соображает, что ему в этот момент говорят — координируют ли, ставят задачу — весь уже «там», на кончике своей пули. Таким его видят и представляют со стороны, а на самом деле — это чрезвычайная, расчетливая экономия мыслей и движений, ничего лишнего, наносного, кроме как — максимально коротко прихода к результату. Очень четко и экономно. Кажется, что и мыслей на тот момент нет, пусто. И самому Сашке видится, что все вокруг двигаются слишком медленно, и это он сам подстраивается к ним, чтобы не выделяться.

Миша строго наоборот, по жизни сонный, добрый. В деле — злой, жесткий, способный вспузырился, что пруд в дождь. В такие минуты, как разойдется, не видит разницы между «слишком» и «чуток». В деле несносный — не спроси под руку, а в жизни готовый все сносить, и больше всего Сашкины упреки.

— Нельзя сказать, чтобы дурень, но скажем так: не великого ума ты человечище, — говорит Сашка, будто диагноз ставит.

Миша не обижается. По сравнению с Сергеем — Извилиной — тут все дурни. Про многое думает, но не говорит. Да и в дурня Миша больше играет, вернее, подыгрывает для создания настроения. Только, вот, со временем все лучше и лучше получается — само собой. Сказать, что заигрался? Стал таким?

В такие дни «собственного осмысления» внезапно, но ненадолго, просыпается страсть к учебе, и Миша читает все подряд, принимаясь впихивать в открывшуюся ему, вдруг, прореху ума всякие прописные истины. Впрочем, слишком долго размышлять на одну тему Михаил не любит — тут никакого здоровья не хватит. Если что–либо настырно копать… да и зачем копать? — а ну как, что–то и откопаешь, докопаешься до неприятностей; не затем ли закопали умные люди, чтобы сберечься? Лучше на теле тяжести таскать, чем в мозгу, хотя иной раз так наваливают…

— Ошалели?! — иной раз восклицает Миша, глядя на сложенное для него.