— Ой, мой! То есть Гошин? Как он у тебя оказался? — взяв его в руки, удивилась Эля.
— Какая же ты недогадливая, — обняв ее, прошептал я ей на ушко и напомнил, — Разве мы с тобой не поженились в степи, на постели из мягкой ковыли, среди полян цветущей сон–травы? Как могла ты забыть наши пещерки с летучими мышами. Ты их так боялась. Надень на шею медальон, половинка ненаглядная моя. Как же я был счастлив, когда увидел тебя снова в своем кабинете.
Отстранившись, Эля остановила меня:
— Подождите. У меня кружится голова. Вы… Ты… Гоша? Гоша! Это ты?! А что же это тогда было? Он же приходил ко мне, забрал медальон. Ну да, это тот самый медальон!
И когда я рассказал, как нашел ее и о причине разыгранного спектакля, Эля долго не могла прийти в себя.
— Ты обязательно разболтала бы все своей приятельнице Зине. Извини за розыгрыш. Но и мой соперник Гоша тоже надоел мне. Теперь когда я отделался от него, ты принадлежишь только мне, и на всю оставшуюся жизнь.
— Гоша! Гошка! Разыграл меня, — стуча кулачками по моей груди, обиженно восклицала Эля. — Какой ты! Мать твоя говорила мне, что ты будишь высоким и красивым, но я себе это тогда не представляла. Постой, тебя же посадили за кражу ювелирных изделий! Когда ты освободился?! Когда же и как ты выдвинулся в такое большое начальство.
— Я убежал из детской колонии. А краденное еще раньше у Витьки, закопал на берегу Холодного озера. Убежал сюда. Здесь я учился, как Томилин Григорий, а там меня мать записала в школу на фамилию Кузнецова, — и повел Элю к обелиску просить благословение на женитьбу у своих деда и бабки.
Через несколько дней отец Владимир пришел со своей церковной печатью к нам, записал нас в книгу регистрации брака князей Томилиных, и отдал мне ее на вечное хранение. Потом наступили три счастливые недели нашего медового месяца.
Втроем, с участием Аристарха, мы раскопали то, что я закопал в парке при жизни матушки. Что–то, конечно, пришло в негодность, но в совершенной сохранности остались семейные альбомы, которые по вечерам мы с удовольствием рассматривали, и читали комментарии внизу. И нам, но не Аристарху трудно было поверить, что Россия жила такой духовной чистотой, размеренной жизнью.
— Обязательно буду шить себе платья и костюмы, похожие на эти, со снимков, — радовалась Эля.
Омрачило мое счастье известие о том, что Пелагея Степановна операции не выдержала и умерла. Это значило, что доступ в мое поместье для нас с Элей закрыт. Подумав, я поговорил с амбициозным Костей, с трудом уговорив его оставить пост председателя сельсовета и попроситься занять безбедное место Пелагеи Степановны.
— Жизнь без волнений, на всем готовом. Коммунизм — не меньше. Все равно у тебя пост твой отберут. У тебя нет высшего образования и тебе его не осилить. Костя с моими доводами согласился, а я получил возможность периодически с Элей, а потом уже с детьми, наезжать в поместье, навещать якобы школьного товарища, а на самом деле гостил у себя дома.
Косте же посоветовал рекомендовать на свое место, в сельском совете, достойного человека, нашего учителя физики, который также впоследствии информировал меня о состоянии дел в «санатории». Это он сообщил мне, что в 80‑м году в пустующем санатории случился пожар, остались одни стены, а Костя после этого случая спился. Известие о сгоревшем поместье меня обрадовало. Я похвалил себя, что вывез фамильные полотна, и меня радовало то, что теперь никто не жил на пепелище, а время наступило воровское. Можно было потихоньку начинать прибирать свою собственность к рукам.
За 12 последующих для нас с Элей счастливых лет совместной жизни она подарила мне и дочь, и сына. Играя в свободное время с детьми, я думал, почему мне раньше не хотелось детей. И сам себе отвечал. Да потому, что их хочется только от любимой женщины.
Я сделал головокружительную карьеру И ко времени правления Горбачева уже прочно сидел в дипломатическом корпусе (не буду описывать методы передвижения по служебной лестнице с помощью взяток своего запаса ювелирных изделий и своих природных качеств и не без опеки ушедших предков). Только появилась возможность беспрепятственно вывозить деньги чемоданами и класть их в мировые престижные банки. И к развалу СССР я имел для себя и своей семьи ни только двойное гражданство, но и в не большой стране со старым стабильным укладом и правлением короля, приобрел разрушенный еще в ХII веке замок, отстроил его, чем увеличил поток туристов в страну, а значит и денег. Взамен получил от короля привилегии, как русский фюрст, то есть. князь.
Читать дальше