Юрий Иванов-Милюхин - Докаюрон

— Ты прав, подходя к удобной кровати не стоит оборачиваться на печальную повесть о несостоявшейся любви…

Во французском Дюнкерке моросил мелкий осенний дождь, аккуратные цветные домики с крутыми готическими крышами терпеливо пережидали его, не выказывая никакого уныния. Как ни странно, луж нигде видно не было, под колесами шестисотого «Мерседеса» лишь мягко шуршала мокрая брусчатка. Машина вкатилась на территорию порта и остановилась у одного из причалов, возле которого замер высоченный морской паром с тремя палубами над белоснежным корпусом. По широкому трапу реденькой цепочкой поднимались укрывшиеся под зонтиками, и все равно казавшиеся промокшими, молчаливые пассажиры. Окинув взглядом бетонный мол, сидевшая сзади представительного мужчины пассажирка посмотрела на видневшееся между судами море. Нескончаемой чередой серые волны накатывали на причал, отбегая обратно уже с пенными верхушками. Она зябко просунула руки в висящую на груди на тонком шнурочке маленькую пушистую муфту.

— Волнение, — как бы про себя сказала женщина. — Если здесь неспокойно, то в открытом море шторм будет покруче.

— Это не шторм, это, как ты правильно заметила в первый раз, небольшое волнение, — обернувшись с переднего сидения, мягко отозвался мужчина. — А во вторых, кто говорил, что мы пойдем в открытое море? Нужно всего лишь пересечь пролив, каких–то двести пятьдесят километров. Вот такой «мерс» это расстояние покрывает за час, с учетом, что по дороге мы примем душ.

— Шестисотому, если по суше, к тому же, по разлинованной бетонке, под силу и триста километров в час, — воспротивилась женщина. — А ихний неуклюжий паром какую скорость разовьет, да еще по горбатым волнам?

— По времени немногим больше… часа на два, на три. Успокойся, лучше посмотри, сколько народу решили отправиться в путешествие именно в такой день.

— Разве мало вокруг нас самоубийц, — похмыкала себе под нос спутница. Попросила. — Приготовь, пожалуйста, зонтики, ужасно не хочется попадать под этот колючий ливень.

— Они давно на взводе. Вылезаем, до отплытия осталось всего полчаса.

— И здесь бедной крестьянке деваться некуда…

С притворным кряхтением за дорогу успевшая пригреться пассажирка выбросила длинную красивую ногу в темном чулке в приоткрытую дверцу машины, высоким каблуком осторожно нащупала брусчатку. Распрямившись во весь рост, взяла себя в руки, с чувством собственного достоинства огляделась вокруг, отклонив вначале предложенную мужчиной помощь:

— Я еще не переступила порог перезрелого возраста.

— А я всего–навсего блюду этикет.

— Хм, ты не следишь за нововведениями в высших кругах Европы и Америки. В них старые монархические замашки давно считаются признаком слабости.

— Куда нам… перед вашим высочеством.

На середине пути, в открытом море, волны достигали пятиметровой высоты. Сидя на кровати в каюте «люкс» на верхней палубе, прекрасная женщина с продолговатым побледневшим лицом безуспешно пыталась бороться с подкатившей тошнотой. Мелкие капли пота осыпали мраморный лоб, усеяли переносицу с верхней губой серебристым бисером, чередой скатывались по высокой выгнутой шее за воротник распахнутой кофточки. В каюте было тихо и тепло, но за широким плотным окном бесновался гулявший по натертой до блеска палубе как по степи морской бродяга ветер. Таблетки от качки оказались бесполезными, сидящий рядом, на всякий случай приготовивший бумажные кульки, мужчина с беспокойством посматривал на спутницу, боясь обмолвиться неловким словом. Наконец, когда в очередной раз женщина с покашливаниями склонилась вниз, он негромко посоветовал:

— Попробуй задержать дыхание, это верный способ.

— Про него разве что бездомные собаки не знают, — сплюнув, откликнулась спутница. — Можно подумать, что я его не пробовала.

— Тогда вырви и положи под язык лимонную дольку.

— Все–то ты знаешь, — рассеянно развела руки в стороны она. Хапнув воздух белыми губами, надолго уставилась в покрытый пластиком потолок. Затем выдохнула и болезненно сморщилась. — Ничего не помогает, лучше я выйду на свежий воздух.

— Я бы не советовал, такой ветер, — с опаской выглянул в окно мужчина. Нахмурившись, ладонью провел по волосам. — Действительно, погода разыгралась не на шутку.

— Кто–то говорил, что в море будет еще спокойнее.

— Ну… всего не предугадаешь

Накинув курточку и прихватив с собой дождевик, женщина направилась к выходу из каюты. Ее спутник суетливо принялся совать руки в рукава просторного черного плаща. Когда оделся и снова посмотрел сквозь стекло, женщина крепко держалась за поручни на противоположной стороне обширной палубы. Огромные волны с размаху разбивались о белоснежный корпус морского парома, рассчитанного на первозку нескольких сотен людей вместе с их личными машинами. Лохматые клочья густой пены взлетали в пропитанном влагой воздухе, достигая самой верхней палубы, оседая на ней шипящими мыльными пузырями. Казалось, в этот день могучая природа решила позабавиться, как пластмассовую игрушку швыряя с волны на волну неподъемное судно. По небу метались косматые серо–черные тучи, сквозь которые не было видно не только краешка солнца, отсутствовал даже намек на светлый его диск. Величественная картина завораживала, заставляла из глубины организма подниматься дополнительным силам, позволявшим с восторгом отдаваться острым ощущениям. Женщина подставила лицо упругим порывам ветра, с наслаждением и внутренним страхом окунулась в резиновые потоки. От позывов тошноты не осталось и следа. Она не заметила, как спутник просунул руку под ее локоть, замерла с приварившимися к поручням пальцами, унизанными дорогими серебряными перстнями, не ощущая морозных покалываний тоненькими иголочками вмиг посиневшей кожи.