Иванов-Милюхин Юрий Захарович
Атаманский клад
Все началось с центрального рынка Ростова-папы, на котором банковали валютчики, на нем и сейчас можно купить все — от нагана с казачьей шашкой времен гражданской войны до новейшего зенитно-ракетного комплекса. От старинного золотого украшения из туретчины до черных африканских бриллиантов. Этот роман о сокровищах, которых еще достаточно в кладах, зарытых казаками на Дону на рубеже веков. События происходят в наши дни, и кто может утверждать с уверенностью, что мы живем в мире, изученном вдоль и поперек. Еще таятся где-то клады разбойников Мингаля, Стеньки Разина, или Емельки Пугача, в которых ждут своего часа золотые кубки, усыпанные драгоценными камнями, россыпи золотых и серебряных монет, кольца и богатые перстни с бриллиантами по десять карат. Надо только закинуть рюкзак за плечи и выйти из дома.
На ночной трассе на Кавказ, ведущей из краснодарского Армавира через осетинский Моздок до чеченского Гудермеса, переминалась от холода с ноги на ногу патрульная группа. Она состояла из местных казаков-гаишников, прошедших первую чеченскую кампанию, с приданными им омоновцами из Ростова. Ростовчане в меховых куртках с камуфляжными комбинезонами, натянутыми поверх, зябко поеживались, оглядывались на близкие армавирские огни в панельных домах. Они прибыли всего пару дней назад. Казаки молча пыхтели сигаретами и тоже косились на деревянный домик за их спинами, там был пост, оборудованный в будке, спихнутой с грузовой машины. Он едва не вспыхивал огнем от мощной жаровни, провода к которой бросили от проходящей недалеко электролинии. Скоро должна была произойти пересменка. Командир отряда, старший прапорщик ОМОНа, потопал по снегу тяжелыми ботинками, выплюнул окурок изо рта:
— Слышь, Василий, ты бы предупредил казаков в будке, чтобы они чайник вскипятили. Мы промерзли на таком ветру насквозь.
— Они без предупреждения все сделали. В первый раз, что-ли, — сиплым голосом откликнулся один из прапорщиков. — Тут проблема, блин, у меня что-то затвор заедает.
— Оружейная смазка загустела. Мороз пустяковый, а с ветерком так протягивает, что носки ботинок становятся железными, — командир потер правую щеку. — Передай тогда Николаю, чтобы прогулялся он, если тебе лень.
— Ну… щас.
Со стороны Армавира показалась вереница автомобильных огней. Издалека было видно, что машины шли на приличной скорости.
— Иномарки, нашим такой ход не под силу. Опять чеченцы, мать бы их… — угадал кто-то. — Лазай по двигателям, проверяй номера с фонариком. Они их уже перебивать перестали, что на дисплеях, что в сводках, которые нам подкидывают, одинаковые цифры пестрят.
Патрульная группа как по команде сомкнулась, лица бойцов посерьезнели.
— Я бы этих зверьков отарами из РПД укладывал, минами бы притрамбовывал, — признался омоновец с поломаным носом. — Ничего кроме силы не признают. Почему их границей до сих пор не отсекли? В кремле словно враги собрались.
— Эти верховоды за сохранность территорий беспокоятся, — возмутился его товарищ. — Я бы с удовольствием отдал япошкам Курилы, прямо с населением. Они бы на тех хабомаях с шикотанами такие небоскребы возвели, что уезжать бы расхотелось. А наши лохи там тухлой рыбой питаются.
— Эге, куда погнал! Дай волю, ты бы все раскидал, — вмешался в разговор командир. — Ты эти территории собирал?
— Надоело, блин, мы тут боевые с кровью выбиваем, а в столице какая-то мразь черной икрой бутерброды себе под водочку мажет.
— Так было всегда. Кто-то кладет на алтарь родины свои животы, а кто-то всю жизнь отдыхает на ее подушках, — старший прапорщик оглянулся назад. — Эй, на посту! Оружие на взвод.
— А что случилось? — отозвались со стороны временного шлагбаума.
— Приближается вереница машин с чеченцами, набитые под завязку русским добром.
— Сами мы в рваных подштанниках, зато ничего не жалко племенам на окраинах, — чертыхнулись казаки, успевшие отогреться. — Развиваются, блин.
— Братишки, перед нашим отъездом сюда по Ростову слух загулял, что кто-то отыскал клад Стеньки Разина, — подкинул информацию один из омоновцев. — Сокровищ, говорят, немеряно, золото, бриллианты, даже царские награды.
— Если слух пошел, значит, что-то есть. Тогда о кладе пронюхали все, в первую очередь чечены.
— От… звери ноздрястые, как цыгане — по запаху, — омоновец, стоявший чуть в стороне, с раздражением перекусил зубами изоленту, которой скреплял два магазина, прижатые друг к другу. — Я, когда из горячей точки возвращаюсь, так к своей бабе принюхиваюсь.
Читать дальше