Юрий Иванов-Милюхин - Докаюрон

Водитель выключил двигатель и выскочил наружу, чтобы открыть двери, спутники вышли на тротуар и сразу попали под палящие лучи солнца. Красивым движением женщина загнула вниз полы шляпы спереди, защищая глаза от яркого блеска, ее провожатый лишь прищурился.

Возле входа на территорию баптистерия громадный негр продавал гипсовые фигурки животных, его обвешанные сувенирами соплеменники расположились по всему периметру музея под открытым небом, они совали незатейливые по одному- трем евро игрушки, цепочки, разную бижутерию со стеклярусом в руки туристам из разных стран и громко переговаривались друг с другом басовитыми голосами. Женщина выбрала красно–коричневого слоника, сидящего на задних ногах и задравшего хобот вверх, повертев его в руках, вложила в необъятную светлую ладонь африканца две монетки по одному евро.

— Сенкью, мэм, — пророкотал продавец, тут–же настроившись всучить еще что–нибудь.

— Грация, — остановила она его рвение твердым взглядом.

Африканец тут–же переключился на других посетителей. За турникетом открылась обширная территория, покрытая сочной зеленой травой с уложенными плиткой тротуарами, с посыпанными желтым песком аккуратными дорожками. Тропинки пересекали площадь баптистерия в разных направлениях, сходясь у входа в непривычный на первый взгляд главный храм, больше напоминавший обнесенный колоннами снизу до верху азиатский шатер с куполообразной крышей. Он возвышался посередине огражденного пространства, белый, унизанный ажурными нишами с длинными окнами в их глубине. Напротив громоздилась тоже вся в колоннах полуготическая просторная церковь с галереями по фасадам второго и третьего этажа, продолжавшимися на лицевой стороне узкой надстройки по всей длине строения. За храмами вдоль задней стены забора расположились трех этажные желтовато–красные здания, перед ними на вырастающей из белого мраморного постамента тонкой гранитной колонне вознеслась метров на восемь вверх бронзовая волчица–мать, кормящая из распухших своих сосков двух человеческих детенышей.

— Символ основанного две тысячи семьсот пятьдесят лет назад вольного города Рима, — расставив ноги перед памятником и заложив руки за спину, с уважением в голосе произнес мужчина. — С ума сойти, какая глубь веков.

— И основали его вскормленные этой волчицей два брата близнеца — Ромул и Рэм, — закинула сумочку за спину его спутница. — Вон они, толстощекие, под лохматым брюхом приемной матери высасывают волчье молоко.

— Не потому ли Римская империя за все время своего существования была агрессивной, пока из–за внутренних распрей сама не распалась на отдельные государства. Снаружи во все века она была непобедимой.

— Мне кажется, что это судьба всех великих народов, если бы не ссоры между боярами, кто знает, какое место в истории заняла бы Рюриковская Русь.

— И какое Византия, которая по духу к нам ближе. Ведь у этой греческой православной империи во главе со Спартой имелся выход на бескрайние российские просторы задолго до зарождения Новгородской Руси под началом Рюриков, — мужчина со вниманием посмотрел на спутницу. — По всему побережью Черного и Азовского морей до сей поры возвышаются развалины их древних поселений.

— А оттуда до Волги и до центральных областей России рукой подать, — согласно кивнула головой женщина. — Остальное доделали бы татаро–монголы, вряд ли Чингисхан справился бы с укротившими огонь греками. Подмяв под себя немерянные пространства, он положил бы их к ногам византийцев, как его предкам пришлось поступить перед воспрявшей ото сна Русью.

— К сожалению вышло так, что Византии к тому времени уже не существовало, ее саму крестоносцы растащили на части, — грустно вздохнул собеседник, поднял глаза вверх. — Странно, какие мысли может навеять дошедшее до нас из тьмы веков древнее изваяние. Все приходит и все уходит.

— И все возвращается на круги своя. Кажется, так сказал библейский Экклезиаст, а может и сам Заратустра, давно не перечитывала, — улыбнулась спутница. — Впрочем все философы, начиная с тибетских с индийскими мудрецов, с греческого Сократа, твердят нам об одном и том же, а мы как не прислушивались к дельным советам, так и продолжаем от них отмахиваться. — Она взяла собеседника под руку и, увлекая его за собой, сделала шаг в сторону от колонны. — Прости, милый, но так устроен мир, и эти чудные картины в славном итальянском городке Пиза, которыми мы любуемся сейчас, померкнут через несколько лет, оставив после себя в нашей памяти лишь туманный след.