Юрий Иванов-Милюхин - Соборная площадь

— Сама давала, не помнишь?

— Что давала, то знаю.

— Значит, воровал потихоньку, дожидаючись денег на билет. Но при тебе.

В это время в дверь непрерывно зазвонили. Зло сплюнув, я направился было в прихожую, но мать опередила меня. Я прошел в свою комнату. Терпеть не мог настырных алкашей.

— Еще не уехал? — раздался за спиной голос Володи. Я быстро обернулся. — Всем рассказал, что я забухал? Друзей моих выгонять?..

Он ворвался в комнату, пьяный, заросший. За ним двое парней. От первого удара кулаком я увернуться не успел. Он пришелся как раз в бровь. Мотнув головой, резко ушел в сторону, схватил нападавшего за воротник курточки, придавил к углу встроенного в стену шкафа. Уже занес кулак для ответа. И вдруг увидел выражение глаз. Оно было растерянным, болезненно–подавленным. Да и удар показался слабым. Несколько мгновений всматривался в беспомощные зрачки. Прошипел что–то сквозь стиснутые зубы, типа «Задавлю поганца». Тут подоспели два товарища, принялись разнимать. В своей комнате мать кричала диким голосом, что родные братья убивают друг друга. Ребята потащили Владимира к выходу. Он слабо сопротивлялся. Я выскочил следом, злость еще раздувала ноздри. Все трое садились в «жигуленок».

— Больше знать не желаю, — хрипло выкрикнул я.

Владимир рыпнулся было обратно, но в него вцепились. Извергая угрозы, он скрылся в салоне. Машина отъехала.

— Деньги, мать, — входя в квартиру, потребовал я. — Ни минуты не хочу оставаться.

Она полезла в карман, вытащила пачку купюр. Вытирая слезы, принялась сетовать:

— Что же вы делаете, а? Кровные братья. Что не поделили?

— Слышать не хочу, больше этот скот мне не брат, — не мог успокоиться я. — Ничем не обязан, так же, как и тебе. Приехал, дурак, думал успокоиться. Спасибо, что открыли. За все спасибо.

Дрожащими руками мать отсчитала деньги:

— Твои пятьдесят тысяч. На еще десяточку, купишь гостинец Данилке маленькому.

— Обойдется, — забрав свои деньги, отказался я.

Весь день прошел в суматохе. Билет до Ростова удалось достать лишь на следующий вечер. Через Москву. В кармане шуршала мелочь, правда, оставалось золотое кольцо. Не в первый раз, успокаивал себя. Когда Славка освободился из тюрьмы, я приехал его повидать. На первый же день встречи нажрался. Очнулся без копейки денег. Потом корешок Славкин, такой же уголовник, рассказывал, что видел мои деньги у него. Тогда только произвели обмен старых купюр на новые. Заметными были. Пришлось идти на поклон к Владимиру. Валя заняла двести рублей на билет. Так до сих пор и не отдал, хотя просил лишь до дома. Ладно, тоже бесплатно помогал ворочать бревна на их лесопилке. Обойдутся. И я прорвусь. Лишь бы сердце выдержало.

Мать набила чемодан банками с вареньем, маринованными грибами. Видя, что собираюсь выставить гостинцы обратно, напомнила о Данилке с Людмилой, о дочке. Положила еще несколько плиток шоколада с парой пачек сигарет, которыми я тоже торговал рядом с ней.

Утром притащились на маленький козельский вокзальчик. Автобус до Москвы отправлялся без двадцати семь утра. По дороге встретили дружков Владимира. Они попытались поздороваться, но я словно не заметил. Подкатил междугородный «Икарус». Торопливо обняв сгорбившуюся мать, чмокнул в щеку.

— Спасибо. Прости за все, мать.

— В дороге смотри не пей, — глубокие морщины повлажнели. — Дома как хочешь…

— Прости, мать, я не прав, — повторил я.

Автобус тронулся. Старушечья фигура матери отплыла в сторону. Ну вот и все. Отдохнул, завязал пить и курить…

Сердце… сердце… Думы о том, что еду в разграбленную квартиру. Никто не ждет, никого не осталось и позади. Пока докатили до залитого солнцем ростовского перрона, проглотил немало таблеток валидола. Сразу поехал на базар, чтобы сдать золотое кольцо с парой серебряных монет. При отъезде мать сунула еще орден «Красной звезды», приобретенный ею давно за две бутылки вина. Ребята стояли, они работали по прежнему, лишь таблички уменьшились в размерах. Как мог, я держал себя в руках, стараясь ничем не выказать безденежья. Еще в вагоне одел новый длинный плащ, шляпу с ковбойскими полями.

— Типичный американец, — воскликнул Скрипка.

— Дворянин, писатель, — похлопал по плечу Коля. Уважительно.

Данко с цыганами, семейный подряд, Лана, Серый, Сникерс протягивали руки. расспрашивали о житье — бытье, о новой книге, интересовались, когда выйду на работу. Виталик с центра рынка знаками приглашал в ближайшую забегаловку. Когда получил деньги за кольцо с монетами и собрался уходить, Аркаша тронул за рукав: