Александр Тарнорудер: Vertigo

С Богом?.. К черту?..

Никаких санок не надо: как славно было на Воробьевых горах на высоком берегу Москвы–реки забраться в большой мешок из толстого полиэтилена, и, взяв для страховки ледоруб, пугая лыжников, скатиться с ветерком вниз. А здесь впереди почти ничего не видно, и надо тормозить всеми силами, чтобы не набрать сумасшедшую скорость и не врезаться в скалу, или не рухнуть с обрыва. Он лежал раскорякой на волокуше и со всей силой, на которую был способен, втыкал ледорубы локтями в свежий рыхлый снег. В первые минуты все шло нормально, но потом ему понадобилось прилагать все больше и больше усилий. От напряжения начали болеть мышцы рук и спины. Хотелось остановиться на склоне и переждать, передохнуть, но у него уже не хватало сил, чтобы полностью остановиться. Он мог бы перевернуться и, предоставив волокуше свободу скатиться вниз со всеми его вещами, остановиться на склоне, используя якорь и оба ледоруба. Но это означало, что дальше ему пришлось бы спускаться пешком… Сегодня он не был на это способен. Поэтому приходилось терпеть и преодолевать себя и нарастающую боль в мышцах.

Ему удалось контролировать скорость движения до самого конца склона, пока импровизированные сани не зарылись в сугроб на краю ледника Клутлан. Поясница разламывалась, и свело лопатки. Вдобавок болело почти все тело от непомерного напряжения, с которым он удерживался на склоне. Не в силах пошевелиться, он лежал на спине, давая отдых мышцам. Но бесконечно лежать на снегу он не мог, холод постепенно заползал под одежду.

В рюкзаке запиликал телефон, очнувшийся от трехдневной спячки. Но у него было ни сил, ни желания отвечать на звонок. Через несколько секунд после того, как сигнал затих, он услышал двойной бип СМСки. Дан приподнялся и снял с плеч рюкзак с электроникой. «Мы вас потеряли, выйдите на связь», гласило сообщение Джеральда.

— Забеспокоились, ценного кролика потеряли, — сам себе вслух сказал Дан, — потому–то и телефон подключили. Ну да ничего, пускай поволнуются.

Полезно им будет попсиховать немного, разгадывая зададку, куда он мог с плато подеваться. Значит, пока он сидел на плато под Черчиллем — все было под контролем. Но он им спутал карты одним только своим безумным спуском, которого от него никто не ждал. Пусть, пусть подождут, ему самому торопиться особенно некуда. Он посмотрел на альтиметр. Высота три–сто–пятьдесят — чуть выше взлетной полосы. Чтобы добраться до сарая при полосе, ему нужно всего лишь пересечь ледник… всего лишь пересечь ледник. А хватит ли у него на это сил? В таком тумане и промахнуться ничего не стоит. Черт с ними, своя шкура дороже, надо выходить на связь, раз она появилась.

— Джеральд, это Дан.

— Куда вы подевались? Мы вас давно обыскались.

— И как давно? — не отказал себе в иронии Дан.

— Где вы находитесь?

— Внизу, на леднике, недалеко от взлетной полосы.

— Где-е?! — Джеральд не смог скрыть удивления.

— Говорю же — на леднике…

Джеральду понадобилось еще несколько секунд, чтобы переварить информацию.

— Как вы туда попали?

— Спустился.

— Что значит, спустился?

— Сел на жопу и съехал вниз, если вас интересует техника.

— Что значит, на жопу?..

Еще одна пауза.

— Можете дать нам свои координаты? Мы рассчитаем азимут, чтобы вы вышли точно к полосе.

— Барсучий Нос летает в сплошном тумане?

— По прогнозу туман рассеется часа через два или три, и вам за это время надо убраться подальше от северного склона долины. Как только выйдет солнце, посыплются лавины.

— Сейчас, только включу GPS…

— Идите на сто тридцать девять градусов — это направление на склад ГСМ. За вами прилетит вертолет из Анкориджа.

— Тот самый, который ставил станцию? — не удержался от вопроса Дан, но Джеральд уже отключился.

«Легко сказать, идите, когда ноги не идут» — пробормотал себе под нос Дан.

«Как только выйдет солнце, засверкает все вокруг — все звери и ребята дружно встанут в круг!» — откуда эта хрень полезла?

«Но Джеральд прав, от северного склона надо уходить. Можно идти налегке, взять с собой только воду и шоколад, ну и приборы, конечно.»

Нормальное число, сто тридцать девять, а главное, простое. Иди себе и ни о чем не думай, кроме как о ста тридцати девяти. Вот и прошел первые сто тридцать девять шагов. А теперь уже и двести семьдесят восемь — не простое число, хорошее, пополам делится. А теперь и четыреста семнадцать прошел: четыре да один — пять, пять да семь — двенадцать, два да один — три. Ура! Замечательное число, на три делится! Бог Троицу любит. А вот и пятьсот пятьдесят шесть — гадкое какое число, все из себя пузатое какое–то, бугорчатое, идти мешает, под ногами путается… Шестьсот девяносто пять… что кончается на пять… На пять, точно, сука, делится. Восемьсот тридцать четыре… Нормалек, делится, блядь… Поверим на слово… Или на цифру?.. Девятьсот семьдесят три… девятьсот семьдесят три… Ну точно эта херня должна на что–то делиться… Но на что? Девять, семь, три… Тройка, семерка… девятка? Туза надо, а не девятку… Должно быть так: тройка, семерка, туз… а у тут — тройка, семерка, девятка… Нет, у меня один, три, девять… В смысле, тройка, девятка, туз… Опять что–то не то, не сходится как–то…