Марина Голубицкая - Два писателя, или Ключи от чердака

— Это плохо, — шкипер краснел сквозь загар. — Артистическая натура. Хуже только одиннадцать.

Меня смешила его серьезность.

— Что может быть хуже?

— Гомосексуализм…

— Вот те на! — фыркнула Ольга. — Ты откуда слова такие знаешь?

Я догадалась:

— Мальчик окончил английскую школу.

И заметила, что он сидит, как лорд. Как школьник с плаката. Нет, как фигура на носу корабля, а я‑то видела у этой фигуры другие проекции… Кое–что, кроме фаса и профиля…

— Что ты видела?! — девчонки боялись попасть впросак: наш мехмат был целомудренным факультетом.

— Она видела мой голый зад! — Глеб стал малиновым, но отчаянно улыбался. У него были ослепительно белые зубы.

— И мой тоже, — откликнулся из–за шкафа наш единственный эсэнэс.

— Где??

В те времена было немного мест, где женщина могла увидеть два мужских голых зада. Мы ездили в Юрмалу на конференцию по биомеханике. Устроили пикничок на побережье: я, шеф, эсэнэс и шкипер. Шумели сосны, мы пили пиво с копченой рыбой, кричали чайки, припекало солнышко. Пляж был почти пуст, но кто–то с визгом забегал в воду, а вдали, на косе, разгуливал обнаженный брюнет, — не веря своим глазам, я долго вглядывалась в детали… Было 22 апреля, день рождения Ленина, кто бы взял в это время купальник и плавки? Шеф принял решение: купаемся. Ребята ушли первыми, я отвернулась, но шеф позвал: «Ирина!! Ирина!!!», и я увидела феерическое зрелище. Они бежали, как два двуногих кентавра, очень прямо держа спину и голову и старательно поднимая колени. Ледяной воды было по щиколотку, сверкали брызги, слепил солнечный свет, два сильных тела убегали за горизонт, но пали, подрезанные мелководьем, и я отвернулась. «Квадрат скорости, — объяснили мне кандидаты наук, стуча зубами, — сопротивление пропорционально квадрату скорости».

…Звук шел по стенам и сквозь пустоту. Всю ночь не просто двигали стулья — собирали коробки. С утра погрузились в такси, на вокзале взяли носильщика, всего семь мест по тридцать копеек, но Гоша дал трешку. Пришли слишком рано, состав был не подан. Гоша беспокоился, на том ли поезд пути.

— Не сомневайся, — успокаивал носильщик. — Объявят другой путь, так прибегу, подмогну. Ты парень хороший и заплатил хорошо, я доволен.

Мила отошла к табло. Пришли Ганины, и как–то прошло время. Расцеловались. Тронулся поезд. Славка, дурачась, рванулся вслед:

— Как же так?! Ну как же так?! — он цеплялся рукой за столб, делал вид, что столб не пускает, с трудом отрывался, бежал до следующего столба. — Ну как же так…

Теперь меня точно никто не ждал. Я купила мороженое. Оно таяло, появлялась забота…

Я помню с детства это ощущение завала: по английскому текст из «Moscow news», по географии доклад, по музлитературе учебник законспектировать. В газетном тексте понятны лишь предлоги, но появляется папа: «Давай, что там у тебя?» — и переводит быстро, без словаря, просто догадывается, и подбирает материал к докладу, и карандашом черкает биографию Мусоргского: «Это важно, а это вода, ерунда…» Я сижу рядом, нервно хихикаю, не веря, что все так просто, действительно просто?! И я так смогу?

Сколько же сил порой тратили мальчики , чтоб показать: ты никогда так не сможешь. Я посетовала недавно по телефону, что скучновато читать лекции для юристов.

— Ну, конечно, — откликнулся профессор Ганин из Геттингена, — математику ведь надо уметь преподавать.

Я скорчила телефонной трубке рожу и удивилась, как мало что меняется. Двадцать лет назад, вымеряя, чей шеф крупнее, Славка спрашивал, доказал ли мой что–то, что невозможно понять. Но у моего шефа была другая крайность…

Шеф был цифрой семь, артистической натурой, правда, за шефом Глеб признавал на это право. Шеф любил эффектные задачи. Он стал классиком в тридцать лет, открыв условия, при которых спутник не вертится, как попало, а целится объективом в нужную сторону, шеф нашел интеграл уравнений движения. Он бывал в Нью — Йорке и Рио–де–Жанейро, в Венеции и Париже. Снимал слайды и рассказывал нам о дальних странах — он дружил с аспирантами. Седой, массивный, породистый, шеф легко перепрыгивал через лужи:

— Ириночка, вы с машины? А я в столовую! Компанию не составите? Вы хотите борщ? Я — гороховый! У нас дома и так все время борщ… Ого, кальмарчики! Лучок к бифштексу! Сколько вам до конца срока осталось, три месяца?

Шеф наконец–то предложил мне задачу, которую можно сделать быстро — это станет последней главой. Он ничего не понимал в программировании, и в задаче сразу возникли трудности. Возник завал. Ощущение завала. Шеф удивлялся: