Марина Голубицкая: Два писателя, или Ключи от чердака

О, господи…

— Что ж ты мне не сказала? — удивляется Толик по дороге домой — Я б ему чик! кулаком в фейс — и все. Он бы ну очень долго помнил.

— Ты бы действительно его побил?!

— Ну, не знаю… Конечно, поговорить бы для начала, злости напиться, я же не бык…

Как же мне хочется, чтобы Чмутову было больно! Я разворачиваю в мыслях проклятья: чтоб ты сломал нос, чтоб твои стихи не взяли в «Знамя», чтоб ты оказался полным ничтожеством!

— …Меня так и тянет спросить у Ларисы, отвечаю ли я за бюджет их семьи.

— Ириночка, так и сделай. Позвони и спроси.

Я радуюсь, что решение найдено, мне надоело быть жертвой. Надо же, сболтнула сдуру, со зла, но ведь Лера плохого не посоветует.

— Игорь, позови–ка Ларису!

Он заинтриговано хмыкает.

— Лариса? Добрый вечер, это Горинская. Я прошу тебя: закрой своему гению шлюзы таланта!

Лариса в вежливом недоумении:

— Ирина, ты о чем? У вас что–то произошло? На школьном празднике?

— Пусть тебе Игорь сам расскажет. Если ты умная женщина, Лариса, останови это безумие… Я не желаю отвечать ни за зарплату Тураева, ни за ваше безденежье.

В ее голосе звенит металл:

— Я что–то не понимаю, при чем здесь я? Какое безденежье?

— А при чем здесь я? Может, Игорю пора в компартию записаться? С красным флагом ходить?

— Иринушка, бам–ба–ла–ба-ла… — у них опять включен динамик! Я не вслушиваюсь. Вешаю трубку. Знаю, что не права. Но становится легче.

Звонит Майоров:

— Как ты?

— Плохо. Отвратительно. Андрей, ну что мне еще сделать? Принести к их дверям мешок продуктов? Потихоньку, как Дед Мороз? Если детям есть нечего… Слушай, может, и правда принести?

— Нет, не надо, не надо, что ты… Я сказал ему, радуйся, что попал на Горинского, на интеллигентного человека. Другой завез бы тебя в лес, дал монтировкой по печени — и выбирайся…

Как я завидую жене другого…

— Зря ты Ларисе звонила, слушай, у них что–то неладно. Я думаю, мы присутствуем при распаде семьи. Согласись: так продолжаться не может.

Я услышу это еще не раз. Но так продолжается до сих пор.

Полтора года, весь первый класс и первое полугодие второго, Леля занималась музыкой без инструмента. Я не могла смириться с упущенной выгодой: покупать старый нелепо, новый — дорого, вдруг ребенок бросит учиться. Было б естественно начинать на моем, столь несуразно отданном Чмутову.

Ошибку хотелось исправить красиво.

— Купи клавиши, сейчас каких только нет, сейчас учатся на электронных! — обрадовался Майоров.

— Ни в коем случае, — возразила учительница, — там принципиально иная система звукоизвлечения.

На этот диалог ушло полгода. Когда стало окончательно ясно, что электронные клавиши не подходят, директор филармонии господин Архангельский предложил члену попечительского совета господину Горинскому помощь в приобретении особого инструмента, который работает и как акустический, и как электронный. На обсуждение этого проекта ушел год. Ошибку все еще пытались исправить красиво.

Во втором классе Леля написала письмо:

ДОРОГОЙ ДЕДУШКА МОРОЗ!!!

ИЗВЕНИ, ЧТО Я ПРОШУ У ТЕБЯ ТАКОЙ ДОРОГОЙ ПОДАРОК. В ОБЩЕМ ОН ДАЖЕ НЕ ПОМЕСТИТСЯ В ТВОЕМ МЕШКЕ. ЕСЛИ У ТЕБЯ НЕ БУДЕТ СИЛ ЕГО ПРИНЕСТИ, ТО ТЫ МОЖЕШЬ ПРИНЕСТИ ДРУГОЙ ПОДАРОК, Я И ЕМУ БУДУ РАДА.

НУ, А ЕСЛИ СМОЖЕШЬ, ТО ПРИНЕСИ МНЕ, ПОЖАЛУЙСТА ФОРТЕПЬЯНО. ДЕЛО В ТОМ, ЧТО Я ИГРАЮ НА ФОРТЕПЬЯНО, НО У МЕНЯ ЕГО НЕТ ДОМА. И ПОЭТОМУ ВСЕ МОИ УСПЕХИ ИДУТ К НИЗУ. ТАК ЧТО, ПОЖАЛУЙСТА ПРИНЕСИ МНЕ ФОРТЕПЬЯНО.

С УВАЖЕНИЕМ ЛЕЛЯ.

Дедушке Морозу пришлось покупать инструмент на местной фабрике, как когда–то моим родителям: по блату. Отчего–то на рубеже тысячелетий самые обыкновенные пианино исчезли из магазинов.

Я не припасла для финала эффектных событий. Трагические и радостные, они случались с другими.

Леня защитил меня от Чмутова телефонным звонком — в тот же вечер:

— Игорь, знай, для меня ничего нет дороже семьи. Если ты хотя бы еще лишь раз…

Чмутов вмиг поджал хвост:

— Я все понял, я понял.

Ему все–таки расквасили нос, — это сделал поэт Тураев. Тураев попросил никогда впредь не представлять его интересы, Чмутов, обидевшись, устроил скандал жене поэта, по слухам, он в отсутствие хозяина разбил зеркало в прихожей. Поэт Тураев нанес скандалисту ответный визит, Тураева не впускали, он уговаривал:

— Да ты что, Игореха, я же поговорить…

Дверь приоткрылась, и в переносицу Чмутова въехал кулак. Говорят, он укрылся в детской комнате и плакал, потрясенный коварством поэта…