Рольф Лапперт - Пампа блюз

— У меня нет, — говорю я, вытирая лицо рукавом.

— Я и сам предложить могу. На.

Он держит передо мной открытую пачку.

Чтобы отделаться от него, я протягиваю руку за сигаретой, но рука так сильно дрожит, что взять ничего не получается.

Попрошайка сам дает мне сигарету, и я засовываю ее в рот. Я слышу щелчок зажигалки и затягиваюсь. Сразу возникает чувство, будто мои легкие сейчас взорвутся. Меня трясет от кашля и нечем дышать. Парень смеется и что-то говорит, но я не понимаю ни слова. Голуби взлетают и поднимаются над моей головой в синее небо. Я роняю сигарету на землю, встаю, беру сумку и бегу на вокзал. В окошке я спрашиваю, когда следующий поезд домой. Мужчина смотрит на меня как на сумасшедшего.

— В Кремберг, — добавляю я и достаю из кошелька деньги. Мужчина что-то бормочет и выдает мне билет.

Когда я прибываю в Кремберг, солнце уже садится. Поезд, на котором я проехал последнюю часть пути, шел практически пустой. В моем вагоне сидели пожилая пара и женщина с маленьким мальчиком, который только учился завязывать шнурки. Всю дорогу я думал о Карле, и мне было стыдно. Я выпил все пиво, хотя оно давно уже стало теплым. Перед Фернхаймом, где надо было пересаживаться, меня от него вырвало в туалете.

Мне не сразу удается найти улицу, ведущую в промышленный район. В какой-то момент я узнаю бетонную коробку коврового склада и деревянные бараки строительной компании. Вдруг зажигаются фонари, и я вижу остановку, с которой я стартовал. Тук-тук все еще стоит на маленьком пустыре, где я его оставил. На кустах, которые худо-бедно прикрывают его, висят полиэтиленовые пакеты и обрывки газет. С одной стороны пустыря возвышается стена закрывшейся автомойки, огражденная проволочным забором. На соседних участках свалены в кучу старые автомобили и лежат груды металлолома.

Земля усеяна осколками стекла и ржавыми гвоздями, поэтому мне приходится катить тук-тук до дороги. Двух странных типов я замечаю, только когда они вырастают прямо передо мной.

— Что это у нас тут? — восклицает один, щелчком выбрасывает окурок и засовывает руки в карманы своих белых спортивных штанов. В свете фонарей видно, что он моего возраста и приблизительно с меня ростом, вот только плечи у него пошире. Он похож на человека, который в свободное время любит наведаться в фитнес-клуб. Чтобы его мускулы производили впечатление, он носит черную майку, которая сидит на нем в облипку и потому кажется нарисованной.

— Посмотри на этот хлам, — говорит второй, худощавый уродливый парень в прыщах. Он трогает крышу кабины тук-тука и хихикает, как девчонка.

— Что это? — спрашивает бодибилдер, обходя вокруг тук-тука.

— Тук-тук, — отвечаю я. Хотя меня и вырвало, я все равно еще немного пьян и не знаю, хорошо это или плохо в данной ситуации.

Худой опять хихикает, отрывает с крыши тук-тука мышиный череп и рассматривает его, будто никогда ничего подобного не видел.

— Ты откуда взялся? — спрашивает качок.

— Из Штрерица, — отвечаю я, повинуясь внутреннему голосу.

— Не знаю такого. А ты?

Тощий мотает головой.

— Впервые слышу.

Он открывает молнию на моей сумке и копается в содержимом.

— Это у черта на куличках, — говорю я и вижу, что тонкий изучает письмо моего отца, трясет книгу и проверяет коробочку из-под диска, будто там везде спрятаны деньги.

— И там все вот на таком ездят?

Качок со скучающим видом жмет на газ, берется за тормоз и крутит оба зеркала.

— Нет, только я один.

— Знаешь, что парковаться тут денег стоит?

Качок садится на сиденье мопеда и запихивает себе жвачку в рот.

Я мотаю головой.

Мимо проезжает машина, ревущий красный «Рено Р-5», хозяйка которого, дамочка в возрасте, явно забыла, что у ее авто есть не только первая скорость.

— Теперь знаешь, — говорит худой, когда машина скрывается из вида. Он обнаруживает бинокль, играется с ним и вешает себе на шею.

— В Штрерице, наверно, и бесплатно можно постоять, а у нас нет, — поясняет качок.

— Сколько? — спрашиваю я.

Качок скалится на меня.

— А сколько есть?

В левом ботинке у меня лежит триста евро, в кармане штанов — около сорока. Сорок эти идиоты все равно у меня отберут, так что лучше самому отдать. Я вынимаю из кармана три бумажки и немного монет и показываю качку.

— На кассе мой коллега.

Худощавый выбрасывает мышиный череп, забирает у меня деньги и пересчитывает.

— Тридцать восемь евро семьдесят пять центов.

— Это все?