Рольф Лапперт - Пампа блюз

— Вы вообще знаете, по какому поводу мы сегодня собрались? — спрашиваю я этих троих.

— Прощальная вечеринка для Георгия! — выкрикивает Отто, занятый тем, чтобы повесить цветные бумажные фонарики на шнур, натянутый между пляжным зонтиком и пустым, давно не использующимся баком для воды. Фонарики он заказал у одного торговца, который продает военную форму, ордена, монеты и тому подобный хлам бывшей ГДР. Они желтые, с серпом и молотом. Отто развешивает их на все праздники, даже на Рождество; сегодня вечером, пожалуй, впервые изображенные на них мотивы имеют хоть какое-то отношение к происходящему.

— Верно, друзья! — кричит Курт. — Выпьем за здоровье нашего сумасшедшего русского!

Он осушает свой бумажный стакан и подбрасывает еще древесного угля в гриль, рядом с которым пристроился спящий Рюман.

Вилли, одетый по торжественному случаю в длинные серые брюки и черную рубашку, смотрит на меня и качает головой:

— Знаю, о чем ты сейчас думаешь, Бен. Эти двое невыносимы. Но мы-то с тобой понимаем, зачем мы тут собрались.

Он улыбается мне и продолжает расставлять свечи, сухие цветы и гипсовые фигурки ангелов по столу, на котором уже появились стопочка пластиковых тарелок для каждого, стаканчики, две миски с макаронным и картофельным салатом, корзинки с нарезанным хлебом, несколько бутылок красного вина и бумажные салфетки.

— Куда подевался Масловецки? — спрашиваю я собравшихся.

Из их болтовни вполголоса я понимаю, что Масловецки не выходил ни с кем из троих на связь. Я сажусь рядом с Карлом на складной стул и тянусь за одной из бутылок, которые лежат в жестяной ванночке со льдом. Но передумываю и наливаю себе стакан яблочного сока, который пьет Карл.

— Знаете, о чем я подумал? — спрашивает Отто после того, как он повесил последний фонарик и взял себе пива.

— Нет, — говорит Курт. — Но ты нам явно сейчас расскажешь.

— Я подумал… а не могли наши марсиане… взять и прикончить Георгия?

Боже, сегодня снова придется выслушивать этот бред!

— И зачем они это сделали? — спрашивает Курт, садится на лавку и начинает сворачивать бумажные салфетки пополам. — У них же нет мотива.

— Верно, какой тут может быть мотив, — говорит Вилли.

— Мотив есть всегда, — возражает Отто, — даже когда его нет, он все равно есть. Просто ты его не видишь.

— Ты хочешь сказать, мы его не видим? — спрашивает Курт.

— Именно, — говорит Отто, — для нас он неочевиден.

— Может, Георгий раньше был тайным агентом и имел дело с внеземными цивилизациями, — добавляет Отто.

— Или космонавтом, — говорит Курт.

— В любом случае как-то странно, что после убийства Георгия тарелка больше не появлялась, — говорит Вилли.

— Они выполнили задание, я так думаю, — говорит Отто. — Они шпионили за нами, напали и испарились.

— Господи, — бормочет Вилли.

И все трое погружаются в молчаливые раздумья.

Я отклоняюсь на спинку стула и закрываю глаза. Весь этот бред сильно напоминает мне одну из тех театральных постановок, которые Карл раньше смотрел по телевизору. Сегодня вечером я увижу ее живьем. Группа дилетантов из Вингродена сыграет скетч «Марсиане и загадочное убийство». Может, зря я не выпил пива.

К счастью, по лестнице наверх уже поднимаются Хорст и Альфонс с корзиной для белья, до краев загруженной колбасками, дюжина которых сразу же оказывается на гриле. Хорст рассказывает, как Альфонс вчера порезал себе палец, когда разделывал мясо, и разговор переходит с инопланетян-убийц на инфекции, гангрену и ампутацию.

Ровно в девять приходит Лена. Она одета в песочного цвета платье до пола, подпоясанное широким черным матерчатым ремнем, на шее у нее — деревянные бусы. Похоже, она накрасилась и что-то сделала с волосами, потому что выглядит она сногсшибательно. Стоило Лене появиться, Вилли, Отто и Курт сразу же перестали вести себя как болтливый деревенский сброд и вошли в образ болтливых Казанов. Они наперебой предлагают ей стул, бутылку пива, бокал вина и соленые палочки. Они обращают ее внимание на колбаски, на то, как декорирована крыша, и на закат. Все трое шутят и хихикают, словно мы собрались здесь не для того, чтобы помянуть Георгия, а чтобы выбрать самого резвого самца сезона. Даже Вилли, который совсем недавно делал вид, что морально превосходит Курта и Отто, в присутствии Лены мутировал в льстивого шута. Только Хорст и Альфонс ведут себя сдержанно, ну, и Карл, конечно. Он, к моему удивлению, отложил свою коробку и журналы и полностью сосредоточился на всем происходящем вокруг него. Лицо у него довольное, и я почти завидую тому, что его голова фильтрует внешние сигналы и избавляет его от необходимости понимать все сказанное этими идиотами.