Дискуссия президента с оппозиционерами разом обострилась и перешла в повышенные тона возмущения и неприятия, но тот нисколько не смутился и не растерялся, а с прежней улыбкой продолжал повторять сказанное им с самого начала: всё хорошо, вы ничего не понимаете, или, скорее — вы занимаетесь провокациями. Ни того, ни другого президент не говорил открыто, но не оставлял возможностей для других вариантов комментирования его позиции. Тогда Ладнов поинтересовался, зачем они вообще здесь собрались.
— Вы прекрасно знаете, — ответил Саранцев. — Ищем пути взаимопонимания и совместных действий во благо России.
— Мы ничего не ищем, — холодно заявил Ладнов. — Вы прекрасно знаете все наши претензии к российской политической системе — мы же не делаем из них тайны. И мы очень хорошо осведомлены о вашей позиции, в наше время личная встреча не обязательна для прояснения убеждений друг друга. Единственно возможный смысл сегодняшнего мероприятия — в прямом диалоге признать неоспоримые факты и оттолкнуться от этого признания в дальнейшем движении к демократизации. Вы же позвали сюда ваше телевидение, чтобы показать Западу вашу открытость и готовность к диалогу, которых на самом деле и в помине нет.
— Я думаю, прокурорские речи нам здесь не нужны, — сбросил улыбку Саранцев. — В диалоге не может быть априори правых и виноватых — каждая точка зрения подлежит обсуждению, а не осуждению.
— Могут отличаться разные точки зрения в оценке одних и тех же событий, но не в констатации фактов. Спорить можно, только если все участники дискуссии признают чёрное чёрным, а белое — белым. В противном случае, разговор ограничится рассуждениями о смыслах: что считать чёрным, а что — белым.
— То есть, вы выдвигаете в качестве предварительного условия для вступления в диалог капитуляцию оппонента? — вновь слегка улыбнулся Саранцев. Он явно опомнился от минутного возмущения и вновь шёл в бой с поднятым забралом.
— Если ваша принципиальная позиция в том и состоит, что Россия должна остаться авторитарным государством, где не соблюдаются законы и люди не имеют прав, гарантированных Конституцией и хартией ООН, то нам и не о чем разговаривать, — сухо заметил Ладнов. — Если же вы желаете двигаться к демократии, то, очевидно, для начала следует признать её отсутствие на данный момент.
— Если бы у нас не было демократии, сегодняшняя встреча не состоялась бы.
— По-вашему, мы должны сказать вам спасибо за то, что не сидим в тюрьме? Это — не ваше благодеяние от широты души и благородства чувств, обеспечение правопорядка в стране относится к сфере ваших должностных обязанностей. Вы должны бы у нас спросить, насколько хорошо вы справляетесь со своей работой, а не ждать аплодисментов за сам факт своего существования.
Улыбка снова растворилась на лице Саранцева, лицо чуть побледнело. Кажется, он боролся с желанием встать и уйти, а может, придумывал наименее проигрышный способ вызова вооружённых людей в библиотеку для наведения в ней общественного порядка и спокойствия. Вольно расположившаяся на стульях свободолюбивая публика подняла одобрительный шум в поддержку высказываний Ладнова, но президент в очередной раз возобладал над своим лицом, сумел вернуть лёгкую улыбку и призвал не бить его ногами. Когда беспорядки улеглись, он продолжил:
— Вы говорите о нарушениях свобод и беззакониях как о фактах, хотя в правовой области истину окончательно устанавливает только суд. Если вы считаете, что на государственном телевидении существует цензура, подавайте иск в Конституционный суд, и потом обсудим его решение.
— Конституционный суд принимает к рассмотрению только официальные документы, принятые органами власти, а не телефонные звонки и молчаливое понимание редакторами границ дозволенного.
— То есть, вы признаёте отсутствие у вас доказательств утверждения о существовании цензуры?
— Да любой выпуск новостей с первой до последней минуты доказывает утверждение о существовании цензуры, — продолжал давить вошедший в раж Ладнов.
— Вы выдвигаете бездоказательные обвинения и считаете ваше мнение единственно верным, — возражал Саранцев, — но тем самым поступаетесь фундаментальными принципами демократии.
— Я прочитал целую библиотеку литературы о демократии к тому времени, как вы только научились читать, Игорь Петрович, и могу заявить без всяких экивоков: если год за годом каждый выпуск новостей на телевидении представляет собой благостное описание добра, сделанного народу президентом и премьером, это телевидение не свободно. И стране в конечном итоге грозит катастрофа, как и Советскому Союзу, который вместо решения социально-экономических проблем предпочитал сажать в тюрьму тех, кто не боялся говорить об этих проблемах вслух.
Читать дальше