— Ну, как дела?
Она почему-то смущает Петю, но ему приятно, что она пришла.
Фельдшерица осматривает лицо, руки и остается довольна.
— Есть насморк? Кашель?
Ничего этого у Пети нет. Фельдшерица уходит, оставив стрептоцидовую мазь. Старуха прячет ее в буфет.
— Бог с ней. Коли б гусиного сала не было…
Петя ложится на кровать. «Я живой», — думает он и радуется.
Старуха крутит веретено и поет. Слов не понять. Поет она для себя. Неожиданно Петя засыпает. Снится ему Антонина Петровна. Она вызывает его к доске. Он хочет выйти и вдруг замечает, что на нем ничего нет. Он совершенно голый. В классе раздаются чьи-то чужие голоса. Нет, не чужие. Знакомые. Но чьи же?
Петя открывает глаза. Хмелев помогает матери снять шубу. Петя поворачивается на спину и смотрит в потолок. Ну, сейчас начнется…
Старуха приносит откуда-то из сеней шапку и валенки. Кладет их на шесток печи.
— Пусть согреются.
Петя говорит:
— Я не поеду.
— Как можно не ехать? — спрашивает мать, и по голосу Петя догадывается, что она сейчас будет плакать.
«Только и умеет, что плакать», — думает он.
— Вы что, меня свяжете? — спрашивает он.
Старуха фартуком вытирает глаза.
— А кому он здесь мешает? Нехай живет. И учиться ему есть где. У нас школа…
— Как можно не ехать? — опять спрашивает мать.
— Я советую вот что, — говорит ей Хмелев. — Вы поживите здесь. Ему все равно ехать сейчас нельзя. А потом…
— И потом не поеду, — опять говорит Петя.
Хмелев подходит к кровати.
— Того, что было, больше не будет. Ты даже не думай. Даю тебе слово. Мне-то ты веришь?
— Вам верю, — говорит Петя.
Степан Парфеныч чуть навеселе. В руках у него новое двуствольное ружье. Навстречу ему Митя и Генка. Они проходят мимо. Он окликает сына:
— Митька!
Митя останавливается.
— Ну чего?
— Хошь стрелить?
Конечно, Мите хочется. Но он сомневается. Отец почти насильно сует ему в руки ружье.
— На, спробуй.
А как не попробовать? Уж больно хочется. Да и пьян отец не сильно. Так, самую малость. Стопочку выпил, не больше.
Митя держит ружье в руках. Он ощущает запах ружейного масла, запах порохового дыма — едкий, волнующий запах. Поглаживает синие вороненые стволы. Эх, ему бы такое.
Митя прижимает приклад к плечу. Мушка ползет по небу. Вершина сосны. Ветка. На ней шишка. Удар. Вспышка пламени. Шишки как не бывало. Только покачивается ветка. Хорошо! Митя ощущает себя почти взрослым, почти мужчиной. Сердце часто-часто бьется.
— Ну как?
— Крепко бьет.
Отец смеется. Видны его редкие гнилые зубы.
— Пусть и дружок твой стрелит.
Генка возвращает ружье.
— Да, это ружье.
Отец посматривает на сына с хитрецой:
— Тебе купил.
Ах, вот оно что… Ружье — приманка. Митя мрачнеет.
— Генка, отдай.
Генка возвращает ружье.
Ребята уходят. Степан Парфеныч со злостью выбрасывает гильзу. Заряжает снова. Вот сорока. Уселась на жерди. Кричит что-то — созывает подруг. Дура. Вот она на мушке. Выстрел. Перья и кровь на снегу.
Митя сидит за столом неестественно прямо. Он никак не может привыкнуть, что перед ним отдельная тарелка, нож и вилка. Эти двое, хоть и хорошие люди, а все же смешные. Муж и жена, а едят поврозь. Ему тарелочка и ей тарелочка. И каждый своей вилочкой клюет. И Мите такую же тарелочку ставят. Ему непривычно и аппетит отбивает. То ли дело с Егором. Огромную миску щей вдвоем деревянными ложками выхлебают, затем умнут сковороду картошки с салом. Без всяких тарелочек. Что останется, Митя коркой подберет, и посуды мыть не надо.
И вообще Мите здесь неловко. Он догадывается, что мешает. Раиса нет-нет да и забудется:
— Милый…
Хмелев покажет глазами в сторону Мити. Только покажет, а у нее уже другой голос. И вспыхнет вся, застыдится.
Любопытная штука — любовь.
— Что не ешь?
— Я ем.
Митя дожевывает котлету. Вчера забежал домой. Егор столярничает. Стружки. Запах смолы. Ой, хорошо! А он здесь сидит, сложа руки, как барин. Нет, нельзя ему здесь жить. Дома выдалась свободная минута — к верстаку. А здесь что? Книжки читать? Ну, прочел одну, другую, а дальше что? То ли дело взять в руки фуганок. Он длинный, тяжелый. Так и просится вперед бежать. Или новый шлифтик — стружечку берет ай да ну, словно шелковинку, сквозь нее читать можно.
Да, здесь он все равно не жилец. Лес для дома уже привезли. Летом они с Егором сруб закончат, а потом — столярная работа. Она на нем, на Мите. Егор столярничает кое-как. У него терпения не хватает, и дерева он не любит. Для него что топором, что рубанком. Он и стамеску держит в руке как топор. У него сила. А разве тут сила нужна?
Читать дальше