Леонид Гартунг - Повести и рассказы

— Окно какое, — удивилась Варя.

— Ве-не-цианское, — пояснил я.

Знали бы они, сколько из-за этого окна дискуссий было. Васицкий уперся и ни в какую. «Зачем, — говорит, — в какую-то Берестянку Венецию тащить?» А что значит «в какую-то»? В Берестянке люди живут и желают красоты не меньше, чем все прочие, в том числе венецианцы.

Девочки стояли и разглядывали мою мечту.

— Как в сказке, — вздохнула Варя.

Вот этого мне и нужно было, чтоб как в сказке. Чтоб крыльцо с точеными балясинками, чтоб по карнизу резьба белая, как кружево, чтоб на крыше башенки с красными петухами. А то слишком рано со сказками распрощались. К этим кедрам синим только сказка и нужна, ничто другое.

Повел я девочек внутрь. Все показал: объяснил, как здесь будет, как будут стоять столики. На каждом — лампа с зеленым абажуром. И это не утопия. Все уже куплено и только ждет своего времени. Показал и комнату для занятий. Например, для заочников или доклад кому приготовить. И комнату, где книгохранилище разместится. Юля заглянула и спросила:

— Зачем же столько стеллажей?

На это я ей с удовольствием дал объяснение:

— С нами жизнь не кончается и издательства свою деятельность прекращать не думают. И, между прочим, все это оборудовано своими руками. Ниоткуда мастеров не звали. Обошлись без варягов. Все наши мужички сварганили. И совершенно бесплатно.

Я замолчал, ожидая, что похвалят. Юлька не поняла этой паузы. Да, может, она и права. Чем тут особенно восхищаться? Она и не такие библиотеки видела. Только Варя догадалась сказать: — «Замечательно!» — И я подумал: «Вот она — добрая душа».

Но лирика лирикой, а дело не ждет. В порядке демократии предложил девочкам самим распределить между собою обязанности. Перечислил, что надо сделать: здесь, в новой библиотеке, окна и двери красить, затем оформление готовить — рисовать, писать и так далее.

— Красить тоже входит в наши обязанности? — спросила Юлька, правда, не очень смело.

— Безусловно! — отрезал я, не входя в подробности. — Так как же решили?

— Я оформлять, — поспешно заявила Юлька.

А Варе, само собой, ничего другого не осталось, как красить.

— Сумеешь? — спросил я Варю.

Она только рассмеялась.

— А что ж тут такого?

Оказывается, она одно лето работала в бригаде маляров. Ну, что ж, тем лучше.

Написал все это, и вдруг меня как обухом по голове: да что же такое со мной? Ни стихов в молодости не сочинял, ни дневников не вел, а на старости лет — на тебе, вроде болезни какой. И где я мог подцепить заразу такую? Что пишу и зачем? А может, и думать над этим не стоит. Поразмыслил и пришел к выводу: пишется — так и пусть. Умру — будет кому-то печь растопить…

И опять раздумался: ну до чего же повезло. Это я о девочках. Что бы я делал без них? С ними и то не знаю — успею ли к сроку?

Смотрю я на них и думаю: хороши девчата, но в смысле работы — зеленка. Ни книг толком не знают, ни жизни, ни, самое главное, читателя. А для толкового библиотекаря самое первое дело — читателя своего изучить. Не комбикорм отпускаем, а мысли и чувства человеческие, сброшюрованные и переплетенные.

Читатели, они разные бывают. Очень даже разные. Ко мне тут скотник Губарев с работы заходит. Войдет, шапку снимет и с уважительным приветствием: «Мое почтение».

Но все его почтение — фальшь. Заходит он только затем, чтобы газету унести и потом крутить из нее цигарки. Папирос он принципиально не признает — интеллигентская, мол, выдумка.

А есть такие, для которых печатное слово свято, — эти мои друзья. Но и они не одинаковы.

Учителя — те больше летом читают. Агроном — зимой. Ребятишки — почти круглый год. Кроме восьмиклассников — те в экзамены от библиотеки полностью отключаются. Зубрят.

Васицкий все мне толкует об отдаче. Так, мол, и так, читателей прибавилось, а на пасху подрались, из района милиционер приезжал. Кольями, как до революции, по всем правилам. А стали их допрашивать, и ни один не может толком объяснить — из-за чего.

— Пойми, — говорит, — на пасху! Позор, да и только.

— А разве на Первое мая лучше было бы?

Так вот об этой самой отдаче. Я Васицкому так ответил:

— Это отдача не моя была, а сельповская. Семь ящиков водки продали — и сразу отдача видна. А насчет моей, то я тебя спрошу. У тебя дети есть, слышал, даже грудной имеется. Так вот, твоя жена грудничку этому запачканную пеленку сменила на чистую, а когда отдачи ждать? Скоро?

— Опять ты со своими притчами. Должно быть, евангелие читал?