Леонид Гартунг - На исходе зимы

— Девушки, это вам в Берестянку? Вас ищет Лихачев.

— Лихачев? Первый раз слышу, — посмотрела Юлька на Варю.

— А вот и он сам.

Лихачев оказался большим и веселым, похожим в своей черной собачьей полудошке на молодого медведя. Он с ходу назвался Василием Иннокентьевичем, пояснил, что работает в Тихой Берестянке зоотехником и ему ничего не стоит подбросить девчат до места в закрытой ветеринарной машине.

— Вы наш спаситель! — воскликнула Юлька и подарила Лихачеву благодарный взгляд. Правда, от спасителя несло водкой, и это дало Юльке повод спросить: — Вы сами поведете машину?

— Нет, конечно. Со мной шофер, — понимающе засмеялся Лихачев. После этого он отнял у Юльки чемодан, ее финские лыжи и двинулся к выходу. Варя поспешила за ними. На ходу Юлька уточнила:

— Скажите, пожалуйста, вы знаете заведующего библиотекой?

— Потупушкина? А кто ж его не знает. Прямиком к нему вас и доставлю. Об этом не беспокойтесь.

В машине было холодно и сумрачно, стояли какие-то фанерные ящики, о которые Юлька сразу порвала свои новые брюки. Окна закрывал толстый слой инея, и когда дверь захлопнулась, девушки оказались почти в полной темноте.

И все же это было лучше, чем трое суток на раскладушках в вестибюле гостиницы. Когда машина тронулась, Юлька от избытка чувств даже запела:

— По долинам и по взгорьям…

Впереди уже маячили сытный ужин, теплая чистая постель и сон.

Все шло сносно, пока машина не свернула с тракта на проселочную дорогу. Стараясь удержаться на скользкой скамье, девушки судорожно цеплялись друг за друга, упираясь ногами в танцующие ящики.

Варя прижималась к теплому Юлькиному боку и, закрыв глаза, вспоминала почему-то взгляд, который Юлька бросила Лихачеву. И его ответный. Удивительное свойство у Юльки Кружеветовой — где бы она ни появлялась, мужчины смотрят на нее восхищенно и преданно. А впрочем, какое Варе до этого дело? На нее они никак не смотрят, и она к этому привыкла. Свои культпросветовские мальчишки относятся к ней ласково, но так, как будто она вовсе и не девушка. А чужие и совсем не замечают…

Прошел час, а может, и больше. Машину упорно швыряло из стороны в сторону. Чемоданы метались по полу. Звенели какие-то бутылки в ящиках. Юлька дрожала от холода.

— Варя, завещаю тебе лыжи и белые сапожки. Передай нашей группе, что я погибла за культуру.

Она тщетно пыталась обернуть свои длинные ноги маленькой районной многотиражкой. А Варе почти не было холодно. Спасал лыжный костюм и теплые шерстяные носки. Несовременные, некрасивые, но для такого случая — незаменимые. Она даже пробовала поспать, но из этого ничего не получилось.

Иван Леонтич Потупушкин уютно сидел у себя в библиотеке, спиной к горячо натопленной печке, и, неторопливо вырисовывая буквы, писал письмо:

«Многоуважаемый Илья! Ты пишешь, что после смерти супруги часто снится тебе Берестянка, что заело одиночество и на душе муть собачья. Это весьма радостно. То есть не одиночество и муть, а то, что гнездо свое сибирское вспомнил.

Прежде всего отвечу на твои вопросы. Анастасия Андреевна жива и здорова, и даже с каждым днем молодеет, хоть замуж выдавай. Старик Лихачев — отец Васьки — на шестьдесят третьем году своей жизни скончался. Вскоре после Покрова схоронили его. Таким образом, не стало у меня друга.

Строят ли что-нибудь новое? Еще бы! Новый клуб сооружают, даже не клуб, а целый Дом культуры. Дело это, конечно, распрекрасное, однако, в связи с этим в жизни моей произошел некоторый нежелательный поворот. Если помнишь, с незапамятных времен жил я при клубе. Комнатенка у меня была не ахти какая, но с клубными дровами и к тому же бесплатная. А когда старый клуб на слом обрекли, встал передо мною вопрос: куда податься? Анастасия Андреевна, понятное дело, к себе стала звать, а сестра Анна — к себе. Между ними жаркий спор получился, и так они меня в разные стороны тянули, что едва пополам не разодрали. А у меня свои соображения. Поселиться у Анастасии Андреевны — это уже, значит, навсегда. Сам понимаешь почему. И понимаешь, что решиться на это не так просто. Кроме того, положение Анны в настоящее время весьма незавидное. Гошка с самой осени вестей о себе не подает, и мать до того довел, что она сама на себя не похожа. И не столько я ей нужен, как дыхание живое в доме. Вот таким образом я все же у сестры оказался, и вместо последнего шага навстречу, которого от меня Анастасия Андреевна ждала, я, напротив, шаг назад сделал. Положение такое, возможно, и временное, однако Анастасия Андреевна со мною теперь страсть как строга и официальна. Видно, желает, чтобы я вину свою прочувствовал и слезами раскаяния облился.