Владимир Некляев - Лабух

— Камила…

— А, не угадал?.. Шашлык!

Бармен тем временем успевает распорядиться, у стола вырастают два официанта, один из них ставит перед Камилой шашлык, который я для себя заказал, и обходит стол.

— У кого рулька?

— Браво! — не удержавшись — живая, знаю я ее! — хлопает в ладоши Марта. — Съем, хоть лопну!

— Мачанка?.. Бабка?.. — спрашивает второй официант, ставя мачанку перед Робертом и бабку перед Ниной. «Наоборот», — поправляю я официанта. «Ну, ты даешь!..» — восхищается Роберт и, не ожидая, пока это сделает официант, быстренько переставляет сковородку с мачанкой к Нине и горшочек с бабкой к себе. Нина улыбается — наконец–то она улыбается! — а мне достается жареная форель, заказанная для Камилы.

— Камила, ты ведь рыбу любишь… — сочувственно и как раз вовремя, улыбаясь, говорит Нина, родившая себе такую дочь.

Камила повержена… Она действительно любит рыбу, особенно жареную форель, но теперь ей рыбу не есть: будет знать, как отцу поперек вставать…

Повержена Камила не надолго. У нее, как и у Ли — Ли, все просто решается: взял одну вещь и на место другой поставил.

— Давай меняться, — нагло забирает она форель, и я расцениваю это как мирное соглашение после непонятной для меня локальной войны. Ну, если мир, пусть ест свою рыбу…

— Роман, а как ты все угадал?.. — удивляется Нина. — И мачанка с колбасками и ребрышками…

За годы без меня Нина многое про меня забыла.

— Ты забыла, что он артист, — говорит Марта.

— Лабух, — уточняет Камила.

— Выступальщик, — подыгрывает Роберт. — Выступай, но не с шампанским же под бабку…

Я наливаю ему рюмку водки — в его возрасте, играя на свадьбах, я пил ее стаканами.

— Роберт… — приподнимает бровь Марта.

— Я люблю вас всех, — поднимаю я шампанское. — И хочу, чтобы все мы встречались. Хотя бы изредка…

— Можно и чаще!.. — торопливо чокается со мной Роберт, лихо опрокидывает рюмку и накидывается на бабку, а Марта, опустив бровь, вопрошает:

— И что из этого получится?

— Нормальный гарем, — обсасывая плавник форели, высовывается Камила. — Наш отец, ваш старший муж — нормальный басурманин. Вон и жена младшая при мангале поджидает, пока он с двумя старшими забавляется…

Нина недоуменно оглядывается.

— Какая жена? Там Ли — Ли с Полем…

— Ой, мама… — облизывается Камила и отрывает форели голову.

Нет, сегодня она не за меня… Зря я рыбой с ней поменялся.

— Не одолею одна… — принимается за рульку немка. — Жаль, муж мой младший не при мангале, а то бы позвала.

Не стерпела все же…

— Гарем… мангал… — обжигается Роберт горячей, еще скворчащей в горшочке, бабкой. — Ну и что, пусть себе, жили бы все вместе…

Я говорю:

— Младшие подождут…

— А ты бы с кем жил? — спрашивает у Роберта Камила, и Роберт отвечает:

— С Полем.

У Нины вилка выпадает из рук, а Марта смотрит на меня:

— Роман, у тебя проблемы?

Это у меня проблемы?.. Впрочем, да, проблемы, но не может быть, чтобы мой сын — и гомик… Ему всего шестнадцать, он мастурбирует, он еще никто…

Вилка плюхает в сковородку с мачанкой, Нине брызгает на блузку, как раз на грудь, а грудь у Нины…

Когда разводились, Нина фотоснимок порвала: стоит голенькая, руки высоко вверх, ровненько вытягивается на цыпочках — и скрипка лежит на груди… Снимок тот я в журнал «Советское фото» хотел выслать. Лицо Нины в профиль на нем, прикрыто волосами, не узнать, но Ростик сказал, что советские лабухи Душку все равно узнают.

Профессор Румас, которому было уже два раза по сорок, и поэтому от гена любви в нем одна радиация осталась (а тут Нину в консерваторию занесло по классу скрипки учиться), трагически руки заламывал: «Для чего человека Бог сотворил?!. Для сексуальной катастрофы?.. — И вздыхал, глядя на Нину. — Вы не скрипачка, вы душка… Играйте, я полюбуюсь…»

Так эта душка к Нине и пристала.

Душка — круглая палочка еловая, которая ставится в распор в корпусе скрипки между нижней и верхней деками. Душка придает корпусу жесткость, но не это главное: она передает вибрацию верхней деки нижней — и наоборот, создает резонанс. С душкой скрипка поет, без нее — едва дышит. Выбить душку — вынуть из скрипки душу. И не найти потом…

Я многого в себе не нашел, разведясь с Ниной. И не знаю, и не помню, не понимаю, куда что девалось…

— А вы снимите блузку, — предлагает Роберт беспомощно–растерянной Нине, которая, не нагибаясь, пытается взять салфетку, и Нина машинально расстегивает на блузке верхние пуговицы, выявляясь во всей красе, но останавливается: