Владимир Некляев - Лабух

— Может, и сегодня примет… — посмотрел на часы Шигуцкий, который сбоку сидел за еще одним, бесконечным — через весь кабинет вдоль окон — столом. Окна кабинета выходили на купаловский театр, на сквер, из которого собирался я утром выскочить с пистолетом…

— Снизу не видно того, что сверху… — поймал мой взгляд госсекретарь, и Шигуцкий встал:

— Пошли!

Он совершенно не чувствовал себя в кабинете начальника подчиненным.

— Вы заходите к нам, — повторил, вновь подавая ладонь лодочкой, госсекретарь и бросил Панку, застывшему у двери, через которую непонятно зачем меня туда–сюда провели. — А вы останьтесь!

Голос его ничего хорошего подполковнику не обещал… Не такой уж никакой этот госсекретарь, не лишь бы какой…

— Где ты взял Ли — Ли? — прошел к шкафчику с баром и налил коньяка Шигуцкий. — Выпей. А то, вижу, окочуришься…

Кабинет его был куда меньше госсекретарского — с одним окном на театр и сквер. К госсекретарю меня, наверное, водили, чтобы ощутил значимость…

Я отставил коньяк.

— Да пей!.. Где ты выкопал сучку такую?.. Ее приглашают, привозят, обхаживают — ты же, сикуха, прикинь, как подфартило! Ты в штаны лезь, а она в политику — и чуть морду не царапать!.. Президент взъярен — просто бешеный, головы поотрывать готов… Так что давай это все сворачивать.

Не совсем еще понимая, о чем он — но получалось, что Ли — Ли им не обломилась?.. — я спросил:

— Как?..

— Американского друга твоего дожимать. Это правда, что ты встречался с ним по договоренности с Панком?

Я кивнул… Пускай себе так, если Панок пособником быть пообещался… И договоренность со мной ему, видимо, нужна, потому что без нее — пролет, промах, а с ней — попытка вербовки. Он старался, придумал, а у меня не вышло… Не все и не всегда получается.

Феликс, слава Богу, жив…

— Не дожать его в Америке.

— В «американке» он, а не в Америке! Или ты не знаешь?

Не мог я знать, что Феликс в «американке» — внутренней гэбэшной тюрьме.

— Панок про это не говорил…

— А Ли — Ли? Она же к президенту с этим приперлась! И вот с этим! — рванул Шигуцкий верхний ящик стола и швырнул на стол бумаги. — Развел тут, расписал! Документы какие–то пришпандорил немецкие!.. А его с фальшивым паспортом взяли — и не хрен нас пугать! Что, не шпион?.. загнется в тюрьме! До смерти сидеть будет, если не одумается!

Я потянулся к бумагам:

— Глянуть можно?..

Секретарша заглянула в дверь — она, похоже, повсюду здесь заглядывает:

— Борис Степанович, вас на минутку…

— Не вымандюливайся!.. — при секретарше выругался Шигуцкий. — Я вчера сам Ли — Ли к офису вашему по дороге подвозил! — И он хлопнул ладонью по бумагам. — Подарок президенту взять, блядь!..

— Может, кофе?.. — кивнула на коньяк секретарша, и Шигуцкий вытолкал ее, выходя: — Кофе–хуёфе!..

Секретарше хоть бы что: хуёфе так хуёфе… У них тут феня государственная, а Крабич, идиот, государственный язык у них отвоевывает… Иди отвоюй в бараке под Хабаровском…

Бумаги были те, которые не нашлись в сейфе, копии которых лежали в моем кармане.

Я думал, да уверен был, что бумаги, как и фотоснимок, или у Панка, или у Шигуцкого, у кого–то из них, но не так же я об этом думал — совсем с другой стороны, уверенный наоборот…

Крутая девочка — моя Ли — Ли.

Шоу какое… Лидии Павловне в таком музыка не мешала бы…

Машинально выпив коньяк, я встал, чтобы пойти, мне в кабинетах этих больше нечего было делать, мне к Ли — Ли нужно, к Ли — Ли, и я выскользнул в приоткрытую дверь, а из двери напротив высунулся Панок:

— Куда вы, Роман Константинович, на своих двоих?.. Сейчас поедем.

Секретарша у окна наливала кофе… Я подошел, взял… На той скамейке в сквере, где поджидал я утром президента, сидел другой человек. Маленький, одинокий…

Снизу не видно того, что сверху.

Шигуцкий вышел от госсекретаря:

— Поехали!..

В парадном подъезде громадины Комитета госбезопасности стоял железный Феликс — бронзовый. Тезка Рачницкого. Я думал, его выкинули отсюда, когда в Москве с постамента своротили, оказывается, нет…

— Вы к председателю, а я в «американку»? — спросил Панок, и Шигуцкий кивнул.

Кабинет председателя значимостью впечатлял больше госсекретарского. Сколько же через него жизней, судеб прошло — безвозвратно?..

Председатель, над спиной которого нависал портрет президента, сидел за столом сутуло и выглядел больным.

— Ну что, генерал?.. — поприветствовал Шигуцкий. — Штаны сидеть не заболели?..